Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания

– Отношения у нас деловые и, по-моему, вполне нормальные, – возразил я. – Были, конечно, ситуации, при которых я делал ему замечания. Но это никогда не носило характера каких-то придирок, и никаких выволочек я не учинял…

Конечно, я знал, что везде и всюду были представители прежней организации Андропова. У нас, например, его представитель сидел неподалеку от кабинета первого секретаря (дама эта жива и здорова и никогда не признается, что работала и на КГБ), потому я не сомневался, что все, о чем я говорю, Юрию Владимировичу давно известно. В этом разговоре ему, видимо, хотелось узнать, как я себя поведу, но мне нечего было скрывать.

Юрий Владимирович снимает трубку и звонит Ивану Васильевичу Капитонову…

– Иван Васильевич, вот тут у меня Пастухов, – говорит Андропов, – я ему передал нашу просьбу, он согласен, так что тут можно все оформлять… но на свое место он предлагает Швецову… (Довольно тяжелая и длительная пауза.)

– Но мы ведь все уже решили, – отвечает Капитонов.

Я все слышу, потому что эти кремлевские телефоны, как я уже говорил, очень громкие. Многие руководящие старички в ЦК плохо слышали, и поэтому звук всех телефонов спецсвязи был усилен.

– Нет, нет. Мишин, конечно! – говорит Капитонов.

Юрий Владимирович кладет трубку. Некоторое время молчит, потом говорит с откровенным сожалением:

– Да, тут мы с вами опоздали.

Чего-чего я только ни ожидал, но не этого сожаления, которое Андропов даже не счел нужным скрывать.

Потом он задает мне вопрос о спорте. И мы начинаем обсуждать эту проблему, по которой почти каждый мужчина может сказать немало интересного.

Тут я почувствовал, что он не только по литературе может со мной поговорить, но и спорт для него вовсе не пустая тема.

Я в этом разговоре, воспользовавшись возможностью, высказал несколько давно волновавших меня проблем.

– Откуда вы все это знаете? – спросил Юрий Владимирович.

– У меня, – отвечаю, – двоюродная сестра – родной мне человек – известный тренер по фигурному катанию – Елена Анатольевна Чайковская. Она подготовила уже нескольких олимпийских чемпионов, и мы с ней частенько разговариваем о проблемах в спорте.

И, опять немного помолчав, Андропов говорит:

– Борис Николаевич, а не пошли бы вы работать в Комитет по спорту?

– Юрий Владимирович, ради бога, – серьезно разволновался я, – вы только что сделали мне прекрасное предложение. Я люблю книги, знаю печатное дело, у ЦК ВЛКСМ имеется отличное издательство «Молодая гвардия», я достаточно разбираюсь в пропаганде. Не надо спорта!

– Ладно, – рассмеялся он, заметив мое волнение, – действительно, что уж решили, изменять не будем…

Вот так причудливо развивалась моя жизнь в комсомоле, которая закончилась этой незабываемой беседой с Ю. В. Андроповым.

Очень уважаю Юрия Владимировича.

Сейчас многие говорят: «Ты не прав, что хорошего в Андропове?!»

Но я глубоко убежден, что, если бы Юрий Владимирович не умер так скоро, мы все бы теперь жили по-другому и намного лучше.

Со временем мне удалось где-то купить, перекупить сборник стихов Юрия Владимировича, который был некогда издан крохотным тиражом в Карелии.

Я не литературовед и потому не собираюсь делать профессиональный разбор. Андропов, конечно, не Тютчев. Но я искренне скажу: некоторые стихи очень меня задели, и я чувствую, что они с хорошим нервом.

Конечно, он был сложным человеком, да ведь и жизнь у него была непростая…

Очень интересно рассказывал о нем прославленный наш полководец, дважды герой, Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев, с которым мы дружили. У него был кабинет в ЦК комсомола с красивой вывеской «Начальник штаба патриотического похода». Иван Степанович очень дорожил своим постоянным сотрудничеством с комсомолом, хотя и приезжал в этот свой кабинет не так уж часто. Он знал, что у него есть постоянное место в ЦК ВЛКСМ и общественная должность, которая ему очень по душе…

Когда нам случалось куда-нибудь ездить, я любил его расспрашивать. Память у маршала была феноменальная. Он мог в мельчайших подробностях изложить все крупнейшие военные операции. Вот, например, буквально по часам он рассказывал мне весь ход событий в Венгрии, куда он был послан из Сочи, из военного санатория, где отдыхал.

Ему тогда позвонил сам Г. К. Жуков и сказал, что отправляться в Венгрию нужно немедленно.

Лететь Ивану Степановичу пришлось на каком-то транспортном самолете среди ящиков с яблоками, которые везли в группу советских войск. В Будапешт прилетели уже в сумерках, и садиться пришлось с потушенными огнями на темный аэродром (уже действовало военное положение), к счастью, обошлось. Сели успешно, хотя приземление получилось довольно жестким. А когда он проснулся утром в советском посольстве, то первое, что увидел, отодвинув занавеску в окне посольства, – человека, повешенного на столбе. Так расправлялись тогда с местными работниками государственной безопасности, причем для моментальной расправы достаточно было того, что человек был одет в ботинки того цвета и фасона, какие носили тогда работники спецслужб.