Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания

«Я много проскакал, но не оседлан…» – это строчка из стихов Евгения Максимовича Примакова. Она как-то по-особенному освещает нынешние годы моей жизни, которые не только связаны с этим дорогим для меня человеком, но и выражают глубинную суть нашей жизни…

Евгений Максимович Примаков

Из Афганистана я вернулся другим человеком.

Надо признать, что мы все держались вместе в советском посольстве, замечательно жили, хотя и в постоянном напряжении. Машина посла всегда была «под парами». Ну а самым большим врагом был телефон. Из Москвы обычно по спутниковой связи звонили с раннего утра. К обеду вроде бы все затихало, ну а после обеда и молитвы моджахеды принимались за дело и начинали обстрел, вот почему машина была всегда наготове – на случай, если кого-то нужно будет везти в госпиталь. Там у нас постоянно дежурили две бригады врачей-хирургов.

Жизнь в Кабуле была довольно оригинальная. Многим из моих тогдашних коллег, по их признанию, эта жизнь и теперь снится и поднимает на ноги среди ночи.

Но вообще Афганистан – прекрасная страна, и живут там замечательные люди. Было много такого, о чем буду вспоминать до конца дней…

Но никогда не смогу забыть о том, как меня отозвали из Афганистана.

Начались смутные времена…

Помню, пришла телеграмма от Кунадзе, заместителя министра иностранных дел (его давно нет в МИДе, этого Кунадзе). Он пишет мне, что в своих дипломатических документах я не должен употреблять терминов «моджахеды», «бандиты», «террористы», так как это оскорбительно для другой стороны, ну и еще несколько подобных идей.

Я ему звоню и говорю, что не понимаю его поручения…

– А я не понимаю ваших посланий, – отвечает он, – вы все время пишете «моджахеды», «бандиты» и тому подобное, а где же национальное примирение?

– Вы должны понимать не хуже меня, – говорю я ему, – что бандиты и национальное примирение – это совершенно разное. И с бандитами мы никогда примириться не сможем, не только потому, что это неприемлемо для нас, но и потому, что они сами этого не хотят и никогда не допустят. А как называть постоянные обстрелы, которые они ведут по жилым кварталам, в результате чего гибнет мирное население, это ведь не мои выдумки, а реальность, от которой никуда не уйдешь…

Ну поговорили. Ни о чем, конечно, не договорились, и он мне заявляет:

– Вы за границей уже давно, вам пора возвращаться домой.

– Не так быстро, – отвечаю я, – меня за неделю снарядили и отправили в Афганистан. А теперь хотите так же срочно отозвать… Мне надо знать, куда я вернусь. К тому же надо оформить необходимые дела, но главное – мне хотелось бы знать, что будет потом.

– У вас много друзей в Москве, не сомневаюсь, что вы без труда найдете себе работу, – отвечает он мне эдак в легкую.

Ну тогда я отвечаю совершенно официально:

– Извините, но я сотрудник Министерства иностранных дел, чрезвычайный и полномочный посол, и если вы меня отзываете, то обязаны предоставить мне работу.

– Мы вам ничего не обязаны. Собирайтесь и завершайте свое пребывание…

– Если вы меня официально отзываете, то присылайте соответствующий документ за подписью министра и к тому же предварительно для объяснений вызовите меня в Москву.

– Не надо вам приезжать в Москву, тем более что у нас нет возможности организовывать для вас командировку.

– Хорошо, – отвечаю я, – если у вас нет денег, я приеду на свои средства.

– Ну, в конце концов, это ваше личное дело.

Вот примерно такой кухонный разговор получился.

На военном самолете добираюсь до Ташкента, там покупаю билет, лечу в Москву. Прихожу к знакомым и спрашиваю: что тут у вас происходит? «Красные» меня били, потом выгнали на дипломатическую работу. Теперь «демократы» тоже бьют… непонятно за что. Прямо какая-то «Свадьба в Малиновке»: «Белые приходят, грабют, зеленые приходют – грабют, красные приходют… тоже, понимаешь…» Организуйте, говорю, мне встречу с Борисом Николаевичем Ельциным, без этого я не уеду.

Ну, друзья воспользовались всякими своими связями, организовали. И вот я иду в Белый дом (нет, это все-таки в Кремле было) на встречу с президентом России. У меня с собой завернутое в материю старинное афганское ружье, из которого уже лет двести не стреляли. Вхожу в приемную, там Александр Васильевич Коржаков.

– Это что такое у тебя? – заинтересовался.

– Старинный мушкет, – отвечаю.

– О! О! О! Дай мне! – говорит.

– Не могу, это я Борису Николаевичу привез.

– Да не нужен ему этот старый хлам, дай мне, – настаивает Коржаков. Очень, видно, ему этот раритет по душе пришелся.

– Я могу отдать, – говорю, – но тогда я должен буду сказать Борису Николаевичу, почему я ему эту штуку не довез.

– Хи-хи, ха-ха, – сказал Коржаков и пропустил меня. Вхожу в кабинет:

– Борис Николаевич, я вам привез ружье старинное. Из таких вот мушкетов двести лет назад афганцы всю английскую армию перебили.

Он с большим интересом раритет рассмотрел, поблагодарил. Оружие он любил. Разное.

– Ну, рассказывай, чего приехал?

– Борис Николаевич, хочу сообщить вам, что я рядовой российский безработный.

Рассказал байку про белых, зеленых и красных…