– Конечно, на следующей неделе! Мы приедем на выходные, и ты познакомишь меня со своим парнем. Он ведь в хоккей играет, да?
Я улыбнулась, вспомнив о том, как Круз все взял на себя: позвонил папе и рассказал о том, что сделала мама.
– Да, у него будет игра здесь. Я возьму нам билеты.
– Об этом не беспокойся! Я сам возьму билеты. Просто скажи, на какой день. Я все устрою.
Вскоре мы попрощались, и Круз притянул меня к себе, положив подбородок мне на макушку.
– У твоего папы появилась женщина?
– Ты услышал?
– Еще бы не услышать! У него был такой счастливый голос!
– Это верно.
Папа действительно был счастлив. И сейчас, стоя рядом с Крузом, я поняла для себя кое-что важное: жить – хорошо.
Я повернулась к Крузу и обняла его, сжимая изо всех сил. Он чуть помедлил и тоже обхватил меня двумя руками. И так мы постояли некоторое время – просто так.
Жить было
– Круз, – пробормотала я с замиранием сердца, спрашивая себя, хочу ли это сказать. Хочу ли настолько рискнуть? Но я это чувствовала, и мне надоело себя сдерживать. Я всю жизнь только и делала, что сдерживала себя. Я подняла на него глаза.
Он посмотрел на меня:
– Что?
Я задержала дыхание и сказала:
– Я люблю тебя.
Его взгляд смягчился. Улыбка стала нежной. Он дотронулся пальцем до моего подбородка.
– Думаю, я всегда любил тебя.
И его губы коснулись моих губ.
Это и означало «любовь».
Эпилог
– Детка!
Я ненавидела коньки! Ненавидела – и все тут. Я ужасно каталась. А кто обожал коньки? Мой мужчина! И поэтому, а также потому, что у нас была четвертая годовщина, мы прошли огонь и воду и наши чувства, черт возьми, не угасли, я собиралась надеть коньки и сделать кружок вместе с Крузом.
Он уже был на площадке. А я, как говорится, тянула резину. Потому что чем меньше времени я проведу на льду, тем целее буду.
Но оклик Круза означал, что с прокрастинацией пора заканчивать. Вздохнув, я встала со скамьи и подошла к краю льда. Тут же колени у меня задрожали, ноги стали отказывать, и на ум пришли все известные молитвы. Но я сделала шаг, и Круз, описав круг, встал передо мной и поехал назад.
– У тебя хорошо получается!
Я зарычала, выразительно глядя на него.
Он ухмыльнулся.
– Ты такая лапушка, когда рычишь!
Я снова рыкнула, потому что у него был
Усмехнувшись, он опустился на колени и похлопал себя по спине:
– Запрыгивай. Покажу тебе, как я двигаюсь.
– Сесть на тебя верхом?
– Ага. Давай.
Он снова кивнул, и я, глубоко вздохнув, забралась на него. Придерживая мои ноги, он поднялся и подкинул меня так, что я оказалась выше. Затем, теснее прижав меня к себе и чуть наклонившись вперед, он поехал по кругу.
Казалось, ему не составляло никакого труда меня везти. Я расслабилась, обхватив его за шею так, чтобы ненароком не задушить, если испугаюсь. Он несся по льду, и я начала получать удовольствие. Это было стремительно, весело, лихо! Сердце отчаянно колотилось; мне казалось, что я лечу. На самом деле я сидела на спине своего мужчины, который еще больше окреп с тех пор, как стал профессионалом. Мне казалось, что в колледже он был в потрясающей форме, но теперь, играя за аризонскую «Джавалину», он не знал себе равных.
В прошлом году мы окончили колледж и переехали сюда. Вечеринка, в которой участвовали все хоккеисты и мои соседи, получилась бомбической. Не было только Лабровски, который стал профи годом раньше. Уэйд и Даррен приехали из Нью-Йорка, где нашли себе работу и на пару снимали крохотную квартирку. Гэвин появился под руку с Сабриной Берфорд. Я не знала, как к этому отнестись – это было что-то новенькое. Он изменился за последние два года, после того как Флинна Кэррингтона признали виновным в совершении насильственных действий над Анджелой. Кэррингтон пошел на сделку, заплатил штраф и получил год общественных работ, но гражданский иск, который Анджела подала против него, имел сокрушительные последствия. По слухам, Флинн выплатил ей кругленькую сумму. Правда это или нет, я не знала, но то, что ему пришлось пройти интенсивную психотерапию, – это факт. Из братства его исключили. И из колледжа тоже. Примечательно, что его место в братстве занял Леандер, и по его инициативе «братья» стали волонтерами в местном приюте. На тусовках в «Альфа Мю» я больше не бывала, но, говорят, благодаря волонтерству многие в братстве изменились в лучшую сторону.
Гэвин остался верен себе. Он извинился, и не более того. Как только подтвердилось, что я сказала правду о Кэррингтоне, он сдал назад и извинился, хотя необходимости в этом не было. Он выбрал сторону братства, а не нашу дружбу. Потом мы еще пересекались на больших тусовках или в баре, но это случалось нечасто. У меня была своя компания – соседи и хоккеисты.