Устроившись, она повернулась ко мне лицом, и я закрыл машину.
Люди, которые рядом, – вот главное богатство. Я только сейчас начинал понимать, каким сокровищем была Мара.
Возможно, она сама не вполне это осознавала.
Глава сороковая
Когда мы добрались до дома Круза, была глубокая ночь. Точнее, раннее утро.
Выйдя из пикапа, я взяла свой рюкзак, но он забрал его у меня. Мы обменялись долгими взглядами, но не сказали ни слова. И он понес оба рюкзака в дом.
Этуотер, Баркли и еще двое ребят сидели на диване с праздным видом.
Круз открыл дверь, пропустил меня вперед и встал рядом, положив руку мне на поясницу.
– Чуваки, вы что тут делаете?
У Этуотера были мешки под глазами, а волосы выглядели так, будто он причесался пятерней.
– Ждем Лабровски. Он должен был маякнуть, что и как.
Баркли взялся за телефон.
– А мы должны маякнуть, когда вы вернетесь.
– А из-за чего кипеж? – спросил Этуотер. – Чтобы Лабровски был на таком взводе, этого я еще не видел! Он орал так, что полдома перебудил. Выдернул нас сюда и приказал сообщить, когда вы вернетесь. И все. Пока вы не пришли, эфир молчал. А вы что,
Круз плотно сжал губы и покачал головой. Рука, лежавшая у меня на пояснице, напряглась, подталкивая вперед.
– Ему нужно время. Когда вернется, вряд ли захочет разговаривать. И, возможно, вернется еще не скоро. Так что, парни, идите-ка вы спать!
– Ни хрена себе! – Баркли вскочил на ноги, глядя в телефон, после чего показал экран всем. – Кэррингтона задержали на Заставе…
– Это во всех соцсетях. Здесь говорится про сексуальное насилие, – подал голос один из парней.
Второй встал рядом, заглядывая в телефон.
– А против кого?
Этуотер и Баркли посмотрели на нас, затем медленно перевели взгляды на меня.
Я подняла руки.
– Это не я.
– Лабровски… – Баркли складывал два и два. – Вы двое там были. Я знаю только одного человека, из-за которого Лабровски мог вот так сорваться. Скажи, что это не Анджела… Это не она, нет?
Круз промолчал.
– Давай не будем.
– Да ё-моё, Круз! Блин, где он? Где этот гребаный муд…
– Стоп!
Я подняла руку, и все замолчали. Все глаза были обращены на меня. История слишком быстро вышла наружу. Кто успел слить? Вряд ли Кэррингтон или его приятели. Анджела – ни в коем случае. Лабровски – сомнительно. Больше не знал никто, кроме соседки. Мы с Крузом исключались, а вот соседка могла что-то знать. Если Анджела ей рассказала.
– Уже поздно, – сказала я. – Поверьте: все, что должно было произойти, уже произошло. Если имя не озвучено, то так тому и быть. Просто поверьте мне. Вы хотите помочь? Самое лучшее – это подождать, а когда Лабровски вернется – дать ему понять, что вы рядом. – Я взяла Круза за руку, сцепив наши пальцы замком. – Я устала, через несколько часов у меня тест. Мне
Мы оба молча поднялись наверх, бросили рюкзаки и без лишних разговоров направились в ванную. Он включил душ, а я стала раздеваться. Потом он помог мне снять одежду, а я – ему. На мгновение он опустил голову мне на плечо, а я одной рукой обняла его за шею.
Меня окатило волной теплоты и нежности. О, эти мелочи…
Он дождался, пока я сяду, и лишь тогда закрыл машину. Забрал и понес мой рюкзак. Пришел на помощь с мамой. Навел порядок в квартире, после того как она все перевернула вверх дном. А как он держал на руках сестренку, как заботился о ней… Как, ни секунды не раздумывая, бросился на Флинна; как с надеждой смотрел на меня, ожидая, что я смогу удержать его от страшного… Все это нахлынуло на меня.
И как он смотрел на меня до всего этого…
Я запустила пальцы в его волосы. Коснулась губами его уха и щеки. Он поднял голову и посмотрел на меня.
– Я хочу быть твоей женщиной, – сказала я пресекающимся голосом. – Вот кем я хотела бы быть.
Его глаза просияли, в них появилось хищное выражение, а затем его губы накрыли мои, и я упала в его объятия. Внутри меня взорвалась стена. Я сдалась. Я изменилась, потому что он пророс в меня – настолько, что я не осознавала, как он был глубоко. Но сейчас я его видела и чувствовала, и он был моим.
Он был моим мужчиной.
Он наклонился, поднимая меня.
Я обвила ногами его за талию, и он ступил под душ.
Прижал меня к стенке, а дальше все произошло само собой – он в меня вошел.
В момент соития мы оба замерли, а после он медленно задвигался. Мучительно медленно. Вихрь новых чувств охватил меня – ничего подобного я не испытывала прежде.
Я никогда прежде не занималась любовью. Никто никогда не занимался со мной любовью. Но нежность, с которой он прикасался ко мне, целовал меня, пробовал на вкус – все указывало на то, что мы занимались любовью.
Он был моим первым.
Трепетность, с какой он смотрел мне в глаза, – я ощущала ее сердцем, она переполняла мою грудь. Я задыхалась, впиваясь в него пальцами, когда он двигался во мне.
О боже!