Мы двигались вместе, но я ощущала его каждой клеточкой тела. Казалось, он был там всегда – и будет всегда. Я замерла, и все мое тело содрогнулось в оргазме. Я вскрикнула, потому что это было невыносимо. Почти невыносимо. Как будто открылось окно в неведомый мир, и я смотрела туда в полном потрясении.
Это было волшебство.
Я видела, осязала, чувствовала и вдыхала волшебство через физическое прикосновение.
И знала, что никогда уже не буду прежней.
Когда мы засыпали, я не стала проверять время, но будильник на телефоне поставила. Круз обнял меня за талию и прижал к себе. Наши пальцы сплелись, его нога лежала между моими.
В таком положении мы уснули.
Именно так.
После этого начались звонки.
Глава сорок первая
Тренировка прошла отстойно. Я ползал как сонная муха. И большинство парней – тоже. Лабровски не явился, за что тренер собрался вставить ему пистон: типа как это – капитан сачкует? Но наконец-то все закончилось. Я надеялся покемарить часок и, когда мы вернулись, пошел к себе.
– Эй, а завтрак? – окликнул меня Баркли.
У него тоже были мешки под глазами.
– Я дрыхнуть, – с лестницы пробурчал я.
Он потер глаза и зевнул.
– Это мысль!
Обычный распорядок был такой: после тренировки – домой, в душ, подготовка к семинарам, после чего всей компанией мы шли в кампус на завтрак. После разбредались кто куда: те, у кого были утренние занятия, оставались в кампусе, остальные возвращались домой. Или шли в качалку тягать железки. Но сегодня у меня был другой настрой.
Дойдя до комнаты, я открыл дверь и остановился как вкопаный.
Отчасти я ожидал, что она уйдет. Как обычно. Раньше она почти никогда не оставалась на ночь. Такие случаи можно было по пальцам перечесть. Прежняя Мара ушла бы. Дала бы мне свое тело – и ничего больше. Я к этому привык. Черт! Поначалу мне это нравилось, но потом все изменилось. Начало меняться в этом семестре – и вот до чего дошло. Она была здесь: все еще спала в моей кровати.
Я притворил дверь и стал смотреть на нее, спящую.
Лежа лицом к стене, она свернулась клубочком. Из-под одеяла выглядывала прядь волос, грудь приподнималась. Мерно. Спокойно. Я не хотел ее будить. То, что случилось вчера, не должно происходить. Ни с кем: ни с ней, ни с Анджелой, ни с другими девушками. Но я видел, как она отнеслась к Анджеле. Слышал, как говорила с ней. Она знала – это читалось в ее взгляде.
«–
И потом, когда я спросил «С тобой такое было?» – «Однажды. Когда я была юной и мало что понимала».
И тогда я понял – понял, когда она произнесла эти слова, – и меня словно ножом по сердцу полоснуло.
Я любил ее.
Я не знал, когда это произошло. Не ожидал такого, но это случилось.
Она все время отталкивала людей, но я знал, что внутри все обстоит сложнее. За эффектным фасадом я чувствовал боль, за холодными стенами – душевность и участие. Я это знал. Чувствовал. Она обратилась ко мне той стороной, которую таила от всех и, как я теперь понял, никогда никому не показывала.
Тепло. Блаженство. Солнечный свет. Вот что она дарила мне! И все изменилось.
В какой-то мере я готовился к тому, что войду в пустую комнату и почувствую, как после ее ухода здесь стало холодно. Так было всегда. Просто я не замечал. Не придавал значения, потому что это меня устраивало. Не желал того, кем мы стали сейчас, но, обретя это, уже знал, что не хочу этого лишиться.
Она перевернулась на другой бок – одеяло сдвинулось, показалось лицо. Ей не хватало воздуха.
Я подошел ближе, убрал с лица темную прядь. Волосы переливались мириадами оттенков: темно-красных, каштановых, светлых. Они смотрелись офигенно красиво. И мне ужасно нравились. Возьмешь прядь не глядя – и никогда не угадаешь, какая полоска радуги окажется в руках. А если дернешь, тут такая реакция последует – лучше берегись!