Дружина сестрицы Алёнушки [СИ]

— Посмотрите! Вот место хорошее! — указал товарищам идущий впереди Илья Муромец и повел своего Чубатого к узкой расщелине, из которой в ущелье вливался небольшой ручеек. — Там поставим лошадок для отдыха. Место узкое, враги туда не сунутся.

Но одна из птиц, почуяв, что добыча сейчас может уйти прямо из-под носа, приземлилась на скалу прямо над входом в расщелину. Оглядев отрезанных от укрытия путников, птица Рух издала громкий, торжествующий крик, от которого сердце Алены ушло в пятки, и угрожающе защелкала клювом.

— Теперь уж мы от драки не отвертимся, — проворчал Гавейн и потянул меч из ножен.

А две другие птицы, кружа над ущельем, снова попытались спикировать на путников. Одна из них чуть было не подхватила Огонька, но Алеша, замахнувшись рукой, дико, по степняцки, завизжал, и птица в последний момент, испуганно одернув выставленные когти, пролетела мимо.

Добрыня, тем временем, вынув из саадака лук, ни слова не говоря стрельнул в голову преградившей им путь птице. Стрела уверенно вошла в глаз по самое оперенье, и птица Рух, издав оглушительный, исполненный боли и страха крик, забила огромными крыльями. Поднялся ветер. Пыль и каменная крошка полетели путникам в лицо. Все испуганно попятились от упавшей прямо в проход и бьющейся, пытаясь подняться, птицы. Лишь Ивейн, упрямо наклонив закрытую горшковидным шлемом голову, двинулся на врага с копьем на перевес. Его перехватил Персиваль. Что-то крикнув Ивейну в шлем, он вырвал у рыцаря копье и метнул им в чудище. Копье глубоко вошло в самый центр огромного птичьего тела. Крик птицы Рох перешел в хрипение, а из глубокой раны на камни брызнула густая кровь. С яростным ревом все трое рыцарей бросились мечами добивать врага, телом заслонившего вход в спасительную расщелину.

— Что ж они такие бестолковые? — через секунду возмущенно взмахнул руками Илья Муромец. — Надо эту тушу оттаскивать, или, коль такая уж тяжелая, прорубать в ней проход до расщелины… Ну-ка разойдись, добры молодцы!

Илья, растолкав рыцарей, врубился своим мечом в переставшую уже биться в агонии тушу, и парой ударов отсек от нее огромную, как дубовый ствол, лапу, а затем, отбросив эту лапу в сторону, расчистил, таким образом, узкий проход к расщелине. В этот проход едва могла протиснуться лошадь, но путникам и этого было достаточно.

— Алеша, Алена, заводите лошадок. А Добрыня пусть приглядит за теми, что в небе.

Через пять минут и лошади и сами путники уже надежно укрылись в узкой расщелине. Рыцари возбужденно галдели, каждый хвалился тем, что именно он нанес по чудовищной птице последний, сокрушительный удар. Две оставшиеся птицы Рух бессильно кружили над ними, не рискуя садиться рядом с людьми и, то ли возмущенно, то ли жалобно каркая.

— Ну вот, — довольно потер руки Добрыня. — А теперь, пока светло, давайте-ка отужинаем.

Ужин проходил в немного нервной, но в целом, почти что праздничной обстановке. Тихонько подобравшись к выходу из расщелины, Персиваль и Гавейн в последних лучах уходящего дня разглядели, что птицы Рух сторожат их, усевшись на скалах над ущельем. Потом закатное зарево сменилось почти непроглядной тьмой. Луны не было, а звездного света чтобы увидеть гигантских птиц явно не хватало.

— Надо напасть на них сейчас, пока темно, — решительно заявил Гавейн. — Подберемся к ним по скалам, и ударим мечами!

— Я копье могу до одной из них добросить, — вставил Персиваль. — Надо нам только сразу всем навалиться!..

— Вряд ли птички эти долго тут высидят, — покачал головой Добрыня. — Им еду добывать себе надобно. Ну, а если до утра тут останутся, так с утра придется их отстреливать. Стрельну разом, с Ильей, да с Алешенькой по глазам им, когда будут сонными. По другому нам с ними не справиться.

— Но это же бесчестно! — снова вскипел Гавейн.

— Так что ж ты здесь тогда сидишь, такой честный? — парировал Алеша Попович. — Иди, вызови птичку на поединок!

— Погоди, не кипятись, Алешенька, — прервал его Илья Муромец. — Отдохнут немного наши лошади, а потом мы выйдем тихонечко. Если птицы поздорову не скроются, да мешать нам будут наскоками, так и быть, запустим в них стрелами. А пока они нам не мешаются. К нападенью не вижу я повода. Ни к чему напрасно лить нам кровушку. Птицы эти — тоже твари божии.

* * *

Так, в ожидании и спорах прошло, наверное, часа три. Лошади за это время отдохнули и напились воды из родника, а богатыри с рыцарями успели переругаться чуть не до драки. Наконец, в небо поднялась ущербная луна. При ее неверном свете, богатыри решили выбраться на равнину и продолжить путь. Птиц на скалах в лунном свете никто из людей не увидел, но это еще ни о чем не говорило. Осторожно, стараясь не шуметь, они вывели лошадок из ущелья. Внимательно прислушались. Ни характерного крика ни хлопанья огромных крыльев слышно не было.

— Похоже, мы выбрались незаметно для этих тварей, — прошептал Персиваль.

Усевшись на лошадей, путники тихонько поехали шагом. Минут через пять, когда перед ними легла уже более-менее ровная местность, лошади перешли на рысь, потом на галоп и, наконец, по команде Ильи, в богатырский скок.