Друзья и герои

Благодаря своим размерам он казался добродушным. Но выдержало бы это добродушие проверку? Возможно, это было обычное дружелюбие человека, понимавшего, что такое поведение наиболее выгодно. Она не желала знать, кем Танди был на самом деле. У них было слишком мало времени. Он второпях прибыл в Афины, был тут же принят в общество и тут же это общество разочаровал. Какова бы ни была истина, Гарриет подозревала, что Танди так часто был вынужден приспосабливаться к самым разным ситуациям, что давно утратил свое истинное лицо. Но что с того? С таким компаньоном можно было сидеть и наблюдать за течением жизни.

Как она и ожидала, как-то раз мимо них прошел Чарльз. Он утверждал, что больше они не встретятся, но они находились в одном обществе, а значит, встречи были неизбежны. Гарриет знала, что стоит им увидеться, как их вновь потянет друг к другу.

Сперва он заметил Танди, потом Гарриет. Он отвернулся и прошел мимо.

На следующий день он появился вновь. На этот раз он искоса глянул на нее и улыбнулся себе под нос, дивясь тому, какого спутника она себе выбрала.

Когда Гарриет увидела его в третий раз, с ней были Якимов и Алан.

Алан окликнул Чарльза и помахал тростью. Чарльз остановился, чуть порозовев, и заговорил с Аланом, в то время как Гарриет всецело погрузилась в беседу с Танди и Якимовым. Когда разговор был окончен, Чарльз ушел, не взглянув на Гарриет.

– Мы обсуждали прогулку по горе Пендели, – сказал Алан.

– Горе Пендели? – переспросила Гарриет тоненьким голосом.

– Вы же пойдете, не так ли?

– Да, конечно. А что, Чарльз тоже пойдет?

– Пойдет, если сможет.

На прогулку собирались Алан, Бен Фиппс и Принглы. Алан пригласил Якимова и Танди присоединиться к ним. Якимов взглянул на Танди, знаменитого путешественника по всему миру, но тот покачал головой.

– Ваш бедный Яки на такое не способен, – сообщил Якимов.

На солнце стало теплее, и Танди сбросил пальто, надежно придавив его спиной к стулу. Якимов сбросил свое пальто тем же движением и обратился к Танди:

– Не помню, дорогой мой, говорил ли я вам, что сам царь подарил это пальто моему бедному папаше?

– Говорили, – ответил Танди и фыркнул. – Неоднократно. Монархическое пальто, так?

Якимов улыбнулся. Его пальто – линялое, потрепанное, расходящееся по швам – Бен Фиппс описал следующим образом: «Похоже не на соболя, а на портовых крыс, умерших от холеры». Но сам Якимов не видел в нем ни единого изъяна. У него было пальто – как у Танди. Путешественник и тайный агент Танди, обладатель крокодилового бумажника, набитого стодрахмовыми банкнотами, был тайным воплощением Якимова. И у него тоже было пальто, подбитое – чем, кстати?

– Я всё хотел спросить вас, дорогой мой, каким мехом украшено ваше пальто?

– Лесная куница.

Якимов одобрительно кивнул:

– Недурно.

Он с радостью проводил бы целые дни в тени Танди, но ему надо было зарабатывать себе на жизнь. Собравшись с духом, он говорил:

– Мне пора, дорогой мой. Вынужден проститься. Надо заняться делом.

Он уходил со вздохом, но втайне гордился своей работой. Его радовало, что Танди знает о его занятости.

Британские войска покинули Афины, сопровождаемые аплодисментами и цветами; лагеря закрылись. Якимову больше не приходилось изображать Марию Мартен. Поговаривали о пышном представлении в поддержку греческих солдат, но Пинкроуз пожаловался Британской миссии, и Добсон позвонил Гаю: «Лучше пока что выждать». Якимов продолжал всем рассказывать о своем un succès fou[73] в роли Марии и о Пандаре, которого он играл перед «сливками бухарестского общества».

Но эти триумфы были в прошлом; теперь же он работал в Бюро.

– Я нужен лорду Пинкроузу, – говорил он. – Надо помочь бедняге.

Увидев Гарриет в отделе новостей, Пинкроуз пробормотал: «Чудовищно!» – после чего неизменно делал вид, что слишком занят, чтобы замечать ее.

Об отъезде из Греции речь больше не заходила. Он поверил доводам Алана и, судя по всему, даже не подозревал, что в связи с революцией они более не имели под собой никакого основания. Возможно, он ничего не знал о революции. Новости его не интересовали. Его теперь интересовал лишь доклад, который, как он сообщил Алану, должен был состояться в начале апреля. Точную дату нельзя было назначить до выбора подходящего помещения. Алану требовалось найти это помещение, и Пинкроуз каждый час заглядывал в отдел новостей, чтобы спросить, как продвигаются дела.

Это была непростая задача. Бо́льшую часть афинских залов отдали под нужды армии. Зал при английской церкви был слишком мал. Алан посоветовал устроить лекцию в университете, но Пинкроуз ответил, что планирует светский вечер, а не мероприятие для студентов.

– Не представляю, как афинские благородные дамы будут находиться в обществе студентов, – сказал он. – Это не положено.

– Если вы планируете устроить подобное мероприятие, боюсь, я ничем не могу вам помочь, – заявил Алан. – У меня нет нужных связей. Вы лучше справитесь сами.

– Ну-ну, не стоит падать духом, Фрюэн. Не сдавайтесь! Как вам известно, у меня множество других дел.