В преддверии лета Робин надумал одеть свое воинство в одинаковые куртки. Темно-зеленый цвет курток позволил бы стрелкам оставаться незамеченными среди густой листвы и травы. Но помимо этого преимущества зеленые куртки, по замыслу Робина, должны были внести еще один вклад как в дисциплину, которую он наводил, так и в осознание себя людьми, приведенными судьбой в Шервуд, единым ратным сообществом. Каждое войско имеет свои цвета, свою форму, и для вольных стрелков Робин не делал исключения. Ткань закупили в Линкольне, а портные нашлись в Шервуде. Не удовольствовавшись одними куртками, Робин придумал и знак вольного Шервуда на рукаве, чтобы люди, различавшиеся как происхождением, так и прошлым, но теперь сплоченные волей Робина, прониклись принадлежностью к войску вольного Шервуда. Изгои, гонимые властями и презираемые обществом, став вольными стрелками, должны были не стыдиться, а испытывать гордость за то, что им было дозволено вступить в ряды воинов лорда Шервуда. Идея со знаком всем пришлась по душе, но вызвала споры, каким этот знак должен быть. Джон предложил белого единорога, изображенного на родовом гербе Рочестеров, и многие его поддержали, но Робин и Вилл воспротивились: войско вольного Шервуда отнюдь не дружина графа Хантингтона. Конец спорам положил Робин, объявив знаком Шервуда само имя вольного леса.
Он сделал рисунок знака. Женщины пожертвовали серебряными украшениями, и Эрик, ворча под нос, что ему поздно переучиваться на ювелира, изготовил столько знаков, на сколько хватило серебра. К следующему лету у каждого стрелка была собственная зеленая куртка с серебряным знаком Шервуда на рукаве, и Робин с удовлетворением подметил гордость и достоинство, проступившие в облике стрелков, которые еще год назад считали свою жизнь конченой, а неизбежную гибель – делом недолгого времени. Ему же удалось вложить каждому в сердце уверенность, что жизнь вольного стрелка зависит не от ратников шерифа, а исключительно от его собственного умения и ловкости.
Все месяцы пребывания в Шервуде Робин, несмотря на огромную занятость и такую же огромную усталость от бесчисленных дел, наблюдал за Эллен. Ее поведение, манера держаться, лицо, будто отлитое в маску изо льда, – все в ней его беспокоило. Молода, хороша собой, незамужняя – Робин видел, что Эллен нравится многим стрелкам. В Шервуде было мало женщин. Жены многих стрелков остались жить в городах и селениях, и мужья украдкой их навещали. Но в лесу нашлось бы немало неженатых мужчин, которые охотно повели бы Эллен под венец, выкажи она кому-нибудь предпочтение. Для нее же словно не существовало ни брака, ни семьи, ни мужчин вообще. Когда Айвен, истомившись, осмелился со всей церемонностью сделать ей предложение руки и сердца, Эллен ответила так, что к ней больше никто не рискнул подступиться. Она и сама была обескуражена тем, как обошлась с Айвеном, просила у него прощения, но тот настолько огорчился, что и слушать ее не стал.
Оставаясь жить в лагере Робина и занимаясь вместе с Кэтрин хозяйством, Эллен ни разу не напомнила о своем желании получить дом на приглянувшейся ей поляне. Казалось, она уже и сама забыла об этом, но Робин помнил. Когда охрана Шервуда была налажена так, что он счел безопасным для Эллен жить в собственном доме в лесу, Робин, не сказав ей ни слова, распорядился построить дом в облюбованном ею месте. Строительство не заняло много времени: среди стрелков нашлись и те, кто умел строить дома, и те, кто смастерил мебель: кровать, стол, пару больших сундуков, полки на стены, даже буфет, не позабыв украсить его сверху донизу изящной резьбой.
Когда дом был не только построен, но и обставлен, Робин пригласил Эллен на прогулку по лесу. Удивленная неожиданным приглашением, она вопросительно посмотрела на него, но он не стал ничего не объяснять. Сев на лошадей, они приехали на заветную поляну, и Эллен едва не упала с коня, увидев воплощение своей мечты.
– А я думала, ты забыл! – сказала она, оглянувшись на Робина.
Он рассмеялся и, спешившись, подал ей руку, помогая слезть с лошади.
– Как видишь, нет. Что же ты застыла? Вступай под собственный кров, скажи, все ли там тебе по сердцу.
Эллен робко вошла в дом, а Робин остался ждать снаружи. Когда она вновь показалась в дверях, ее глаза сияли восторгом. Восхищенная и домом, и его убранством, и дворовой постройкой, Эллен от чистого сердца воскликнула:
– У меня нет слов выразить тебе благодарность!
– Эти слова найти легко, Нелли, – усмехнулся Робин и, когда она посмотрела на него с удивлением, сказал: – Признайся, наконец, кто повинен в твоих несчастьях.
Он сел возле стены на траву и вынудил Эллен сесть рядом с ним. Под неотрывным взглядом Робина она глубоко вздохнула и опустила глаза. Теперь уже не было смысла скрывать: они все равно стали врагами. Робин ждал откровенности, а чтобы та была полной, Эллен предстояло самое тяжелое: объяснить, почему она не вырвалась от Гая Гисборна. Но Робин сказал, какой благодарности ждет, и Эллен подчинилась.