Друзья и недруги. Том 1

Когда он с новорожденным на руках появился в трапезной и успокоил всех вестью, что Кэтрин жива и здорова, на него посмотрели так, что он понял: уважение к нему не умалилось, а многократно возросло. Малыша тут же распеленали по требованию Эрика, пожелавшего рассмотреть внука, и через мгновение стены трапезной сотряслись от торжествующего вопля седого норвежца. Он ткнул пальцем в свою руку, обнаженную до плеча, указав на родимое пятно причудливой формы, потом бесцеремонно закатал рукав рубашки Джона и показал такое же пятно, а напоследок самым кончиком пальца осторожно дотронулся до руки младенца, отмеченной крохотным пятном.

– Наш парень! – пророкотал Эрик. – Доброй норвежской крови! Это пятно передается в моем роду из поколения в поколение, и никто, даже дочери, без него не рождался. Да он и здоровый, как настоящий викинг, мой внук!

…Робин нашел среди останков кузницы наковальню и провел по ней рукой, пачкая ладонь сажей. Никогда по ней больше не ударит молот ни Эрика, ни Джона, и никогда больше Эрику не взять в руки молот. Месяц назад неустрашимый седой норвежец погиб в схватке с ноттингемскими ратниками, защищая тех, кто владел мечом хуже него. Кладбище вольного Шервуда пополнилось свежей могилой и еще одним надгробным камнем.

Робин стер травой сажу с ладони и обернулся в сторону реки, где была мельница. Половина мельничного колеса еще возвышалась над водой, и это было все, что напоминало о мельнице: остальное истаяло в огне.

Он мельком подумал о Мартине и даже удивился безразличию при воспоминании о первой любви. Казалось, все это было не с ним. Сердце забыло и трепет влюбленности, и боль утраты. Если от Локсли остались хотя бы руины, то от былых чувств к Мартине не осталось и следа. Он не видел ее давно, с прошлого лета, когда она уехала с дочерями в селение, где Мартин купил ей дом. Не видел и не стремился увидеть.

Робин вспомнил, как несколько дней назад нашел Мартина, когда тот вернулся, проведав жену и детей. Друг сидел на траве, привалившись спиной к стене и уронив голову на сомкнутые руки. Робин дотронулся до его плеча, Мартин нехотя вскинул глаза на Робина, и тот увидел, сколько в них было страдания!

– Кто-то из твоих заболел? Что случилось?

– Я, Робин, – с усмешкой хрипло ответил Мартин. – Я заболел и никак не могу оправиться от своей болезни. Ездил навестить дочерей, увидел Мартину, и сердце заломило от боли. Думал, все кончено, ан нет! Я все еще люблю ее.

Не снимая руки с его плеча, Робин опустился на траву рядом с другом.

– Не изводи себя. Забери ее и дочерей в Шервуд.

Поймав мимолетный взгляд Мартина и угадав смысл этого взгляда, Робин предложил:

– Ты можешь перебраться с ними к Статли. Мартина найдет там много работы, чтобы быть занятой с утра до поздней ночи. Она будет рядом с тобой и однажды прозреет.

– Прозреет? – невесело усмехнулся Мартин. – Она не любит меня и никогда не любила. Вышла за меня, лишь бы досадить тебе. Вилл предупреждал, но я был сам не свой от счастья, просто ослеп. А когда опомнился, было поздно. Мы ведь с ней еще в Локсли перестали жить как муж и жена, после рождения младшей дочери. И не она мне отказывала. Напротив! Льнула ко мне, пыталась ласкать, скандалила, когда я всякий раз отстранял ее, пока, не выдержав, не устроил себе отдельную постель, подальше от кровати, в которую ложилась она. Я просто не мог больше с ней быть как мужчина, зная, что она представляет тебя вместо меня. Это так невыносимо стыдно!

Робин промолчал, и Мартин, повернувшись к нему лицом, улыбнулся:

– Я знаю, что в этом нет твоей вины. Ты мой друг, Робин. Настоящий друг. Но иногда я завидую тебе – не в том, что она хочет тебя и никого другого, а в том, что ты сумел совладать с собой и вовремя порвал с ней. Скажи честно, ты испытывал хотя бы волнение, глядя, как она приносит мне брачные обеты?

– Волнение? – Робин невесело усмехнулся. – Я с трудом заставлял себя держаться прямо. Поверь, я забывал ее долго и мучительно.

– Но тебе это удалось. Почему же у меня не выходит выкинуть ее из сердца?

– Ты любишь ее сильнее, чем любил я. Не хочешь забирать ее в Шервуд – терпи, стисни зубы покрепче, не дай ей сломать тебя. Я потому и расстался с ней, что она хотела изъявлений моей покорности. Ей было мало любви – она требовала преклонения, не понимая, что тем самым убивает все мои чувства к ней.

Любовь!.. Всесильный морок, владеющий людскими умами из поколения в поколение… Сколько историй о ней рассказано, сколько сложено песен! И как мало счастья подчас она приносит тому, кто поймает ее, посчитав, что поймал райскую птицу.