Барбара удивленно приподняла бровь и посмотрела на него долгим взглядом. Эдрик умел владеть собой. По его спокойному лицу нельзя было угадать, с каким тайным напряжением он ждал ответа. Барбара покачала головой, и вот тут уже Эдрик не выдержал и вспылил.
– Почему опять «нет»? Что во мне так отталкивает тебя, что ты снова отказываешь?!
– Не отталкивает, Эдрик, – устало ответила Барбара. – Не влечет, так правильнее. Смерть Альрика для меня ничего не меняет. Так уж я устроена. А еще у меня есть сын, которому ты попортил немало крови, цепляясь к нему на каждом шагу. Не знаю, что у него вышло с отцом, но уверена, что без твоего вмешательства не обошлось, и теперь Вилл места себе не находит.
Эдрик всерьез разозлился. Его уже попрекали вмешательством в разговор Вилла с отцом и сам граф Альрик, и Робин – а теперь еще и она! Эдрик не считал себя виноватым, он всего лишь указал Виллу на его обязанности перед отцом и братом. То, что парень не умеет держать себя в руках, не его, Эдрика, вина как наставника.
– Твой мальчишка, Бэб, очень упрямый и чрезмерно гордый! В этом все дело, а не во мне.
– А почему он должен прятать глаза? Чего ему следует стыдиться? Чем он заслужил у тебя такую стойкую нелюбовь? – повысила голос Барбара, защищая сына.
Чем! Эдрик и сам не мог ответить, откуда исходит его неприязнь к Виллу. Просто в сердце Эдрика хватало места только для графа Альрика и его законного сына. Виллу, о существовании которого Эдрик узнал много позднее, уголка в его сердце не нашлось.
– Бэб, как бы я ни относился к лорду Виллу, он уже взрослый, – примирительно сказал Эдрик. – Не думаю, что он не примет твоего решения выйти за меня замуж.
– Прежде всего, Эдрик, такого решения не приму я, – оборвала его Барбара, подводя черту под затянувшимся и бесполезным, по ее мнению, разговором.
Эдрик не был злым или мстительным. Но сейчас, когда он, рассчитывая на успех, снова и теперь уже окончательно потерпел неудачу, ему захотелось причинить Барбаре такую же боль, какую в эту минуту испытывал он.
– Говоришь, его смерть для тебя ничего не меняет? – сказал Эдрик, поднимаясь из-за стола, и посмотрел Барбаре в глаза. – Это верно! Он и будучи жив не вспоминал о тебе, едва ты покинула Веардрун, и не вспомнил бы, если бы случайно не столкнулся здесь с твоим сыном. Графиня Луиза была ему доброй супругой, но и не будь ее он все равно никогда не помыслил бы о ни о браке, ни о новой связи с тобой. Не позвал же он тебя, когда овдовел. А все потому, что ты ничего – слышишь? – ничего не значила для него! Так, одна из любовниц, что были и до, и после тебя. Только благодаря лорду Уильяму он помнил о твоем существовании. Да и то, родив ему бастарда, вряд ли ты и в этом была исключением. Просто твоему сыну повезло, а о прочих граф Альрик не знал. Не думал, что ты настолько глупа, раз возомнила о себе невесть что.
В глазах Барбары проступили тяжелые слезы, и Эдрик пожалел о своей жестокости, но просить прощения не стал. Да она и не простила бы ему этих слов. Наверное, в душе надеялась, что граф Альрик хотя бы давно, но любил ее.
– Уходи, Эдрик, – одними губами сказала Барбара. – У тебя славная дочь, я всегда привечу ее в этом доме, но не тебя.
В трапезную вошла Элизабет, и никогда еще Барбара не была так ей рада: при ней Эдрику ничего не оставалось, как уйти.
Вернувшись домой, он столкнулся с Виллом и недовольно нахмурился. Тиль, напротив, просияла и бросилась к Виллу, показывая ему лошадку.
– Смотри! Ее подарила мне твоя матушка. Она рассказала, что ты сам играл с этой лошадкой!
Вилл улыбнулся и дернул Тиль за косичку.
– Это было давно, Тиль. Я рад, что теперь с ней будешь играть ты.
– Но недолго, – предупредила Тиль. – Я очень скоро вырасту. Правда-правда, Вилл!
Заметив, с каким обожанием Тиль смотрит на Вилла, и вспомнив, как плохо он простился с Барбарой, Эдрик с трудом сдержался, чтобы не выхватить у дочери игрушку и бросить в огонь. Но он живо представил, каким отчаянным ревом зальется Тиль, и лишь одарил Вилла недобрым взглядом, словно именно в нем была причина его неудачи с Барбарой. Вилл, в свою очередь, мгновенно догадался, зачем Эдрик навещал его мать, понял, что она опять ответила ему отказом, но из уважения к Эдрику постарался, чтобы тот ничего не прочел на его лице.
Робин выздоровел, но Эдрик, наблюдая за ним, оставался недоволен тем, как выглядит его лорд и воспитанник. То, что Робин похудел, Эдрика не волновало. Куда сильнее его беспокоило отсутствие обычной для Робина живой улыбчивости. Его лицо и глаза стали серьезными, сосредоточенными, словно Робин каждую минуту о чем-то напряженно раздумывал. Эдрик угадывал в нем душевный разлад, но не вмешивался, ни о чем не спрашивал, ждал, пока Робин сам к чему-нибудь придет в своих мыслях.