Друзья и возлюбленные (сборник)

«На мистера Пэрабла я работаю уже несколько лет: мой коттедж находится всего в миле оттуда, мне нетрудно ходить к нему.

Мистер Пэрабл любит, чтобы дом всегда был в порядке, а он мог приехать когда вздумается, поэтому он иногда предупреждает меня, а иногда – нет. В конце прошлого месяца, в пятницу, если не ошибаюсь, он нагрянул внезапно.

Как правило, он идет пешком от станции Хенли, но на этот раз нанял экипаж и приехал с какой-то молодой особой – кухаркой, как он мне объяснил, – а при ней был саквояж. Всю работу в доме мистера Пэрабла я обычно делаю сама, там же и ночую, но, сказать по правде, при виде кухарки я обрадовалась. Стряпня мне никогда не давалась, еще мой бедный покойный супруг так говорил, и мне было нечего возразить. А мистер Пэрабл виновато объяснил, что в последнее время страдает несварением.

– Вот и хорошо, что она приехала, – говорю я. – У меня в комнате две кровати, ссориться мы не станем.

Кухарка была хоть и молодая, но смышленая, это я с первого взгляда поняла, хоть она и маялась в то время простудой. Берет она на время велосипед у Эммы Тидд, которая все равно на нем только по воскресеньям ездит, берет корзину и отправляется в Хенли, а мистер Пэрабл говорит, что поедет с ней, покажет дорогу.

Уехали они надолго, и неудивительно: ведь до Хенли восемь миль. Когда они вернулись, мы поужинали все втроем: как сказал мистер Пэрабл, чтобы «лишний раз не возиться». Потом я прибралась и оставила их беседовать вдвоем. Позднее они прогулялись по саду – ночь выдалась лунная, но по мне, слишком уж холодная.

Утром, до того как он спустился, мы с ней разговорились. Она вроде как беспокоилась.

– Надеюсь, люди не станут сплетничать, – говорит она. – Он сам уговорил меня приехать.

– Что такого, если джентльмен привез с собой кухарку, чтобы она ему готовила? – отвечаю я. – Ну, про сплетни я всегда говорю одно: лучше сразу дать людям повод почесать языки, не дожидаясь, когда они выдумают его сами.

– Вот была бы я дурнушкой средних лет – тогда другое дело! – говорит она.

– Еще успеете, – говорю я и, конечно, вижу, к чему она гнет. А женщина она была славная, чистенькая, лицом приятная и не из простых. – А пока, если вы не против материнских советов, вот что я вам скажу: помните, что ваше место в кухне, а хозяина – в гостиной. Нет, человек он порядочный, я-то знаю, только натура есть натура, тут уж ничего не попишешь.

Мы с ней позавтракали вместе, еще до того как он встал, так что ему компанию никто не составил. Попозже она заходит в кухню и закрывает дверь.

– Он хочет показать мне дорогу до Хай-Уиком. Мол, в Уикоме лавки получше. Что же мне делать?

А я по опыту знаю: советовать людям делать то, что им не хочется, – зря терять время.

– А вы как думаете? – спрашиваю.

– Да я-то бы с ним поехала, – отвечает она, – и радовалась бы каждой миле.

И тут она ударяется в слезы.

– Что тут дурного? – твердит она. – Я сама слышала, как он с разных трибун высмеивал классовые различия. И потом, вся моя родня – фермеры. А у мисс Булстрод отец кто? Бакалейщик, только лавок у него не одна, а сотня. Ну и в чем разница?

– Когда все это началось? – спрашиваю я. – Когда он в первый раз обратил на вас внимание?

– Позавчера, – отвечает она. – А раньше он на меня и не смотрел. Ведь я всего-навсего кухарка – что-то такое в наколке и фартуке, попадающееся ему на лестнице. А в четверг он увидел меня принаряженную и влюбился. Бедняжка, сам он этого еще не понял, а на самом деле с ним все ясно.

Ну, тут я вспомнила, как он поглядывал на нее за столом, и не стала спорить.

– Скажите честно, вы-то как относитесь к нему? – спрашиваю я. – Он ведь завидная добыча для таких, как вы.

– Я не могу о нем не думать, и в этом моя беда, – признается она. – Стать миссис Джон Пэрабл – да от такого у любой женщины закружится голова.

– Нелегко будет ужиться с ним, – говорю я.

– Как с любым гением, – соглашается она. – Но если относиться к нему как к ребенку, будет легче. Просто он порой немного капризничает, вот и все. А в душе он самый добрый и милый…

– Берите корзину и поезжайте в Хай-Уиком, – перебиваю я, – не то разозлите его.

Я не рассчитывала, что они вернутся скоро, и они в самом деле задержались. А днем у ворот вдруг останавливается авто, из него выходят мисс Булстрод, мисс Дортон – та девица, которая пишет под его диктовку, – и мистер Куинси. Я объясняю, что не знаю, когда вернется хозяин, и слышу в ответ: не важно, они просто проезжали мимо.

– Вчера его никто не навещал? – будто невзначай спрашивает мисс Булстрод. – Какая-нибудь дама?

– Нет, – отвечаю, – вы первые.

– Он ведь привез с собой кухарку? – вмешивается мистер Куинси.

– Да, отличную, – отвечаю я чистую правду.

– Мне бы хотелось перемолвиться с ней парой слов, – говорит мисс Булстрод.

– Сожалею, мэм, сейчас ее нет дома – уехала в Уиком.

– В Уиком! – хором восклицают все трое.

– На рынок, – поясняю я. – Не ближний свет, само собой, но лавки там получше.

Смотрю, они переглядываются.

– Значит, решено, – заключает мистер Куинси. – Придется все-таки уладить щекотливые вопросы еще до того, как она вернется из Уикома. Сегодня вечером здесь состоится приятный ужин.

– Нахалка! – вполголоса добавляет мисс Булстрод.

С минуту пошептавшись, они поворачиваются ко мне.

– Доброго вам дня, миссис Мидоуз, – говорит мистер Куинси. – Не говорите мистеру Пэраблу о нашем визите: он будет недоволен, узнав, что мы нарушили его уединение.

Я пообещала, что ничего не скажу, и сдержала обещание. Они сели в авто и укатили.

Перед ужином мне пришлось идти в дровяник. Открыла дверь – и слышу, кто-то шарахнулся в сторону. Если я не обозналась, в углу, где мы храним кокс, пряталась мисс Дортон. Я не видела причин поднимать шум, потому ушла, оставив ее там. Когда я вернулась, кухарка спросила, нет ли у нас петрушки.

– Растет перед домом, – говорю я, – слева от ворот.

Она ушла и вскоре вернулась перепуганная.

– Здесь поблизости кто-нибудь держит коз? – спрашивает она у меня.

– Ближе, чем в Ибстоун-Коммон, вроде бы нет, – отвечаю я.

– Я могла бы поклясться, что, пока рвала петрушку, прямо на меня из кустов крыжовника глядела козья морда, – объясняет она. – Я даже бороду разглядела.

– Смеркается, – объясняю я, – привидеться могло что угодно.

– Только бы у меня не расшалились нервы! – говорит она.

Я решила пройтись вокруг дома и отговорилась, что мне надо за водой. А когда наклонилась над колодцем, тем, что под тутовым деревом, что-то пролетело мимо меня и упало на выложенный кирпичами край. Смотрю – шпилька для волос. На всякий случай я как следует прикрыла колодец, а потом сама обошла весь дом и убедилась, что шторы везде задернуты.

Перед тем как мы втроем сели ужинать, я отозвала кухарку в сторону.

– Сегодня от прогулок по саду лучше воздержаться, – говорю я. – Если поблизости ходят деревенские, мы не оберемся сплетен.

Она выслушала и поблагодарила меня.

А вечером снова явились гости. Я подумала, не стану портить ужин, потом все расскажу. Но шторы задернула и заперла обе двери на засов. И правильно сделала.

Я часто слышала, что мистер Пэрабл мастерский рассказчик, но раньше, когда он приезжал, ничего такого за ним не замечала. А на этот раз он словно помолодел на десять лет. Пока мы болтали и смеялись за ужином, мне все чудилось, будто кто-то рыщет вокруг дома. В дверь постучали, когда я заканчивала убирать со стола, а кухарка варила кофе.

– Кто там? – спрашивает мистер Пэрабл. – Меня ни для кого нет дома.

– Сейчас посмотрю, – говорю я и по пути проскальзываю на кухню.

– Кухарка, кофе только для одного, – говорю я и вижу, что она все поняла. Ее наколка и фартук висели за дверью. Я бросила ей и то и другое, она ловко их поймала, и только потом я отперла дверь.

Не говоря ни слова, они ринулись мимо меня прямиком в гостиную. Ему тоже ничего не объяснили.

– Где она? – спрашивает мисс Булстрод.

– Кто? – отзывается мистер Пэрабл.

– Не вздумайте врать. – Мисс Булстрод даже не пыталась сдерживаться. – Та нахалка, с которой вы ужинали!

– Вы имеете в виду миссис Мидоуз? – уточняет мистер Пэрабл.

Ну, думаю, сейчас она схватит его за плечи и давай трясти.

– Где вы ее прячете? – допытывается она.

А тут и кухарка вносит кофе.

Они сообразили бы, что к чему, если бы догадались взглянуть на нее: поднос она держала трясущимися руками, в спешке и волнении нацепила наколку не той стороной, – но голос звучал ровно, когда она спросила, не принести ли еще кофе.

– Ах да! Вы ведь не откажетесь от кофе? – спрашивает мистер Пэрабл гостей.

Мисс Булстрод не ответила, а мистер Куинси сказал, что замерз и не прочь выпить горячего. Вечер был ненастный, накрапывал дождь.

– Благодарю, сэр, – отвечает кухарка, и мы с ней выходим.

Коттедж есть коттедж, и если в гостиной говорят громко, в кухне поневоле слышишь каждое слово.

Много разговоров было про какие-то «четырнадцать суток», которые мистер Пэрабл обещал отбыть сам, а мисс Дортон возражала, что ему нельзя: его согласие станет победой врагов гуманизма. Мистер Пэрабл ответил что-то насчет гуманизма, что именно, я не разобрала, но мисс Дортон ударилась в слезы, а мисс Булстрод назвала мистера Пэрабла «ослепленным Самсоном», позволившим отрезать ему волосы коварной распутнице, для этой цели и нанятой врагами.

Я-то ничегошеньки не понимала, а кухарка ловила каждое слово, а потом, когда подала им кофе и вернулась, уже безо всякого стеснения встала под дверью и приложила ухо к замочной скважине.

Мистер Куинси убедил всех угомониться, он же взял на себя объяснения. Мол, если бы им только удалось найти какого-то джентльмена и заставить его признаться, что он сам затеял ссору, все бы обошлось. Мистер Куинси заплатил бы сорок шиллингов штрафа, фамилия мистера Пэрабла даже не мелькала бы в этом деле. В противном случае, по словам мистера Куинси, мистеру Пэраблу и впрямь придется отбывать четырнадцать суток самому.

– Я ведь уже говорил вам, – отвечает мистер Пэрабл, – и повторяю вновь: я не знаю фамилии этого человека и не могу вам ее назвать.

– А мы вас и не просим, – разъясняет мистер Куинси. – Назовите фамилию женщины, с которой вы танцевали танго, а мы сделаем остальное.

Мне стало любопытно, я придвинулась к двери, поглядывая на кухарку. Она едва дышала.

– Сожалею, – с расстановкой говорит мистер Пэрабл, – но я не допущу, чтобы ее имя фигурировало в этом деле.

– Оно и не будет, – заверяет мистер Куинси. – Мы только хотим выяснить у нее фамилию и адрес того джентльмена, который рвался увести ее домой.

– Кто это был? – вмешивается мисс Булстрод. – Ее муж?

– Нет, – отвечает мистер Пэрабл. – Не муж.

– Тогда кто? – допытывается мисс Булстрод. – Кем он ей приходится? Женихом?

– Я сам отбуду четырнадцать суток, – снова заявляет мистер Пэрабл. – И через две недели выйду на свободу отдохнувшим и преобразившимся.

Кухарка с улыбкой, от которой хорошеет на глазах, отходит от двери, берет лист бумаги из ящика тумбочки и начинает писать какое-то письмо.

Разговор в другой комнате продолжался еще минут десять, потом мистер Пэрабл сам проводил гостей и немного прошелся вместе с ними. А когда он вернулся, мы услышали, как он вышагивает туда-сюда по комнате.

Кухарка дописала письмо, приклеила марку на конверт, надписала его и положила рядом на стол.

– «Джозефу Оньонсу, эсквайру», – прочитала я адрес на конверте. – «Аукционисту и жилищному агенту, Бродвей, Хаммерсмит». Не тот ли это человек?

– Тот самый, – отвечает она, складывает письмо и сует его в конверт.

– Это он был вашим женихом?

– Нет, – говорит она. – Но будет, если сделает то, что я говорю.

– А мистер Пэрабл? – спрашиваю я.

– Он еще посмеется потом, когда будет вспоминать эту шутку, – и она набрасывает плащ, – как однажды чуть не женился на собственной кухарке. Я на минутку, – добавляет она и выскальзывает за дверь с письмом в руках».