Друзья поневоле, или забавные истории заброшенного дома

— Вообще-то, я её перетащил куда-то в другое место. Вроде, как сюда во двор, а она, наверное, и закопалась как-то сама собой, — срочно попытался спасти положение Крыс.

— Сама, сама! — передразнил Кок. — Что-то память у тебя, Крыс, какая-то девичья.

— Девичьи воспоминания, — самые чистые, — прошептала Цыпа.

Дело снова зашло в тупик.

Увидев это, Хомо взял две пустые пивные банки и начал отбивать ими ритм, — очевидно, собираясь запеть. Такое сопровождение получалось, хотя и несколько однообразным, но зато громким и бодрящим. Чтобы разогреть себя и публику, Хомо сделал пару подскоков и кувырков.

Надо прямо признать, что представления Хомо о своих воображаемых талантах в исполнении собственного песенного репертуара были, мягко говоря, слегка завышенными, и в этом он недалеко ушёл от многих современных исполнителей. Хотя уши у Хомо были как два лопуха, музыкальный слух у него был весьма и весьма посредственным, — не иначе, как ему в цирке «медведь на ухо наступил». Но тем не менее, распиравший Хомо энтузиазм с лихвой перекрывал все имевшиеся недостатки, а от его ужимок, подскоков и гримас большинство поп-гоп-певцов, хоть и вырядившихся в дорогостоящие наряды «высокой моды», — «от купюр» с зелёным отливом, просто бы зачахли от чёрной зависти. Вся беда была только в том, что в больших дозах пение Хомо было несколько утомительным, — как для слуха, так и для глаз. Правда, сами знаете, что это иногда касается не только пения и певцов, но даже близких родственников или хороших, но загостившихся знакомых.

Ворон, внимательно следивший за приготовлениями Хомо и его манипуляциями с банками, со скрытой насмешкой сказал:

— Да уж, Хомо! Вот раньше, помню, были певцы — так певцы, композиторы — так композиторы, писатели — так писатели, а ведь народу-то на земле было чуть ли не в сто раз меньше. А теперь, наверно, каждый третий как-нибудь да самовыражается: одна сипит, другой дудит, третий царапает что-то с орфографическими ошибками, — а толку всё мало, — новой эпохи Возрождения и не намечается, — даром, что почти все грамотные. В общем, массовый информационно-кибернетический психоз и телевизионно-зомбирующий гипноз, — с грустью подытожил Ворон.

— А что такое кибернетика? — уныло спросил Крыс, скорее по привычке, и даже не надеясь понять ответ.

— Это общие законы, которые объективно и безжалостно нами управляют, — с каким-то мрачным удовлетворением ответствовал Ворон. — Каждому дураку понятно, что ему это не понять.

Присутствующие сильно заскучали. Но жизнерадостный Хомо и не думал сдаваться: мнение худсовета в лице Цыпы, Ворона и Крыса его совершенно не трогало, и он упорно выносил на суд широкой общественности своё свежее непредвзятое видение окружающего мира. Вот и сейчас очередной шедевр, который, по мнению Хомо, был значительно ближе к жизни, чем пустопорожние разглагольствования Ворона, не давал ему покоя, и Хомо спешил осчастливить, если не всё человечество, то хотя бы покорных присутствующих, которым было некуда деваться.

С сияющей снисходительной улыбкой великодушного благодетеля, тратящего свой талант на горстку какой-то неблагодарной публики, Хомо ухмыльнулся, как можно шире, и энергично начал:

Один купец свой клад зарыл,
Уехав срочно по делам,
Но клад недолго там пробыл, —
Или украли, иль пропал.
Скупец вернулся, — клада нет!
Стал плешку себе рьяно рвать:
Зачем же столько лет копил,
Чтоб так бездарно потерять.
А посему, — нашёл ты грош,
Так с ним беги в корчму скорей,
Его пропьёшь там ни за грош,
Зато в кругу своих друзей.

Когда Хомо закончил свою песенку, Цыпа осуждающе проквохтала:

— Приличные люди всегда имеют, хотя бы скромные, сбережения.

Хомо зевнул:

— Ага, — как раз, чтобы хватило на поминки.