Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Кроме трех описанных систем образования – светской в государственных общих школах, религиозной в старых и обновленных хедерах, светско-религиозной в русско-туземных училищах – у бухарских евреев существовало и внешкольное, домашнее обучение. Бухарские евреи всех социальных слоев практиковали такое обучение. Родители, старшие братья и сестры, другие родственники обучали детей дома. Особенно широко такая система практиковалась для обучения девочек, но и знания мальчиков в семьях низкого и среднего достатка углубляли таким способом. В богатых семьях родители нанимали частных учителей. Нередко богатые бухарские евреи сочетали разные системы образования для своих детей[1239].

Бухарские евреи, уровень образования которых в конце 1880-х годов мало отличал их от окружающего мусульманского населения, в течение последующих тридцати лет смогли ощутимо поднять его. Хотя к 1920 году в городах Сырдарьинской области грамотных среди бухарско-еврейских мужчин было только 43,8 % и среди женщин – 20,1 %, а в городах Самаркандской области и того меньше – 25,2 и 2,1 % соответственно, этот уровень грамотности был самым высоким среди коренных этносов Средней Азии[1240]. Принимая во внимание эту статистику, несколько завышенной представляется оценка грамотности среди бухарских евреев, вероятно – мужчин, сделанная Давидом Калантаровым в 1913 году. Согласно ей, 50 % бухарских евреев умели читать и писать на еврейско-таджикском языке, используя для этого шрифт иврита. Любопытно также сообщение Калантарова, что 10 % среди бухарских евреев, опять-таки, очевидно, мужчин, владели ивритом, т. е., как, вероятно, подразумевалось, умели читать и писать[1241].

Из воспоминаний Шнеура Залмана Эша, преподававшего частным образом в Андижане русский язык, можно сделать вывод о большом спросе на данную дисциплину у бухарских евреев, прежде всего у богатых[1242]. Вместе со сказанным ранее это дает некоторое основание считать, что среди бухарских евреев доля владевших русской грамотой была выше, чем среди мусульман. Русский язык не только давал возможность найти престижную работу в крае – он был важен для заключения торговых соглашений, прежде всего в Москве, о чем заявили сами бухарские евреи – купцы корреспонденту самаркандской газеты «Окраина» в 1893 году[1243]. Поэтому во многих семьях торговцев, как богатых, так и среднего достатка, знание русского языка считалось нужнее и ценнее знания иврита или схоластической литературы. В таких семьях серьезное религиозное образование обычно давалось лишь одному из сыновей.

2. Модернизация, аккультурация и женская эмансипация

Горячее стремление изучать русский язык сильнейшим образом способствовало аккультурации и модернизации бухарских евреев высших слоев, материальный уровень которых в среднем опережал такой же уровень туземных мусульманских купцов. В большей степени эти процессы отражались на молодежи крупных городов – Ташкента, Самарканда и Коканда. Однако, в отличие от тех евреев черты оседлости, которые в 1820–1850 годах тоже стали на путь аккультурации, бухарско-еврейской молодежи не пришлось резко рвать со своей средой из-за отторжения их общиной, опасавшейся новых веяний. У бухарских евреев процесс модернизации шел глаже и шире, вследствие чего современникам было труднее его разглядеть. Самаркандский корреспондент газеты «Закаспийское обозрение» в 1897 году утверждал, что бухарские евреи, легко перенимая русские методы торговли и промышленности, не поддаются аккультурации и что их старшее поколение сохранилось почти в неизменном виде. С другой стороны, он сам отмечал, что их молодежь, напротив, быстро ассимилируется в русской среде, селится между русскими, соединяется браками с русскими евреями, бывает в «Яру», «у Омона» и в других злачных местах, которые корреспондент называл плохими местами распространения русской культуры[1244]. Следует добавить, что накануне Первой мировой войны появились и бухарские евреи, читавшие на русском языке классическую литературу и энциклопедии[1245]. Через месяц после смерти Льва Толстого бухарско-еврейская газета «Рахамим» (подробный рассказ о которой – чуть ниже) опубликовала в качестве передовицы статью Сиона Потеляхова о творчестве писателя. Автор, которому тогда было девятнадцать лет, представил хотя и краткий, но серьезный анализ творчества Толстого[1246].

Групповой портрет учащихся самаркандского хедера с учителями (Библиотека Конгресса США, Отдел эстампов и фотографий. Коллекция С.М. Прокудина-Горского, LC-DIG-prok-02294)