Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Таким образом, Военное министерство при всем своем желании ослабить влияние мусульманского суда на население всячески противилось выведению из его юрисдикции бухарских евреев. Это сопротивление со стороны Куропаткина и его последователей на должности военного министра можно объяснить только двумя мотивами. Главный из них – желание не раздражать мусульманскую элиту утратой доходов с «еврейских» судебных дел, ведь с начала XX века, в результате более глубокого слияния Туркестана в юридической сфере с центром, народные (мусульманские) суды стали строже контролироваться даже без назначения русских чиновников председателями этих судов. Второстепенный мотив – стремление досадить бухарским евреям хотя бы в этом вопросе ввиду неудач с другими. В то же время всем было ясно, что мусульманский суд не мог сколько-нибудь заметно понизить конкурентоспособность бухарско-еврейских фирм. В большей степени от него страдали средние и бедные слои бухарских евреев.

Из-за упорного сопротивления Военного министерства только спустя почти полвека после завоевания края вопрос наконец-то был решен в пользу русскоподданных бухарских евреев. Другие же, тоже довольно многочисленные бухарские евреи Туркестана – имевшие статус иностранных подданных, продолжали на территории России оставаться подсудными мусульманским народным судам согласно статье 213 Положения об управлении Туркестаном. О несправедливости этой ситуации писал еще в 1896 году этнограф Иван Аничков[1454]. Такой порядок подсудности бухарскоподданных евреев края остался неизменным до Февральской революции 1917 года. В пределах эмирата бухарскоподданные евреи в судебных делах с мусульманами были по-прежнему подсудны судам казиев, но их правовое положение там несколько улучшилось под влиянием русской администрации, что мы увидим в следующей главе.

Глава 8 Взаимоотношения русской администрации и проживавших вне пределов империи русскоподданных бухарских евреев

1. Отношение к притеснению русскоподданных бухарских евреев в среднеазиатских ханствах

Четко понимая разницу между полностью аннексированной колонией и протекторатом, Россия в Бухарском эмирате, Хивинском и Кокандском (до его ликвидации в 1876 году) ханствах, подобно Франции в вассальном Тунисе, воздерживалась от вмешательства во внутренние дела в непринципиальных для протекторатного управления вопросах. Такой подход нашел отражение и в еврейском вопросе, второстепенном для всего сложного комплекса отношений «колонизатор – вассал». Учитывая схожесть французской колонизационной модели с российской, представляется неверным объяснять невмешательство Франции в правовое положение тунисских евреев просто усилившимся в метрополии антисемитизмом, как это делают Даниэль Скройтер и Джозеф Четрит[1455].

Из-за указанного подхода ограничения евреев в Бухарском эмирате и Кокандском ханстве в основном сохранялись и после установления вассалитета, что было очень заметно стороннему наблюдателю – по сохранявшейся для них регламентации в одежде[1456]. Некоторых русских чиновников и офицеров старые порядки ничуть не смущали. Дмитрий Логофет без тени какого-либо осуждения красочно описывает, как во время его тайного (европейцев на такие праздники не пускали) посещения устроенного в Кермине мусульманского праздника эмир Абдалахад (правивший в 1885–1910 годах) заприметил в толпе бухарского еврея и приказал его тотчас зарезать[1457].

В то же время, как мы увидим далее, еврейский вопрос в эмирате, при всей своей незначимости для туркестанской русской администрации, не был ей уж совсем безразличен, ведь она заботилась о своем цивилизаторском имидже в глазах мирового общественного мнения. Возможно, это мнение к концу XIX века стали учитывать и бухарские правители, которые пошли тогда на некоторые послабления для своих евреев, особенно для богатых. Всеволод Крестовский, побывавший в Бухаре в 1883 году, сообщал, что богатые евреи взятками покупают себе право опоясываться вместо веревки сыромятным ремнем. В 1896 году Аннет Микин отмечала, что они покупают себе право и надевать шелковые одежды[1458]. Туркестанский чиновник Иван Гейер, описывая некоторые ограничения бухарских евреев в эмирате, рассказывал также, что бухарским евреям разрешается ездить на лошади в городе – при условии, что впереди на ней же сидит мусульманин[1459].