Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Энергичное противодействие проектируемому закону со стороны Министерства финансов, текстильных промышленников, самих бухарских евреев, изменение соотношения сил между членами Совета генерал-губернатора, а также передышка в инициировании гонений на евреев в России в середине 1890-х годов из-за смены императоров усилили колебания старших чиновников туркестанской администрации. На своем заседании 19 октября 1895 года члены Совета туркестанского генерал-губернатора, признавая отсутствие у местного православного населения каких бы то ни было шансов потеснить других купцов в торговле хлопком и мануфактурой, отметили, что при принятии ограничительного закона хлопковая торговля из рук бухарских евреев – иностранных подданных перейдет в руки их собратьев – русскоподданных бухарских евреев, а также в руки татар и сартов. Подчеркивая нежелательность подобного перехода, члены Совета заявили, что сарты по своим хищническим устремлениям мало уступают евреям западной полосы России. Таким сравнением туркестанские администраторы сознательно или неосознанно противопоставляли бухарских евреев ашкеназским, традиционно размещаемым властями на самой верхней позиции воображаемого списка вредных этносов. Члены Совета также опасались, что планировавшееся выселение нанесет урон российской промышленности и местной торговле из-за разрыва сложившихся коммерческих связей. Кроме того, отмечалось, что бухарские евреи являются распространителями русских мануфактурных товаров, и не только в Средней Азии, но и в Афганистане и Персии[510].

Опасаясь перенаправления Военным министерством основного удара проектировавшегося закона с предпринимателей на бухарско-еврейских ремесленников, члены Совета туркестанского генерал-губернатора заявили, что в результате «будет прекращен прилив мелких торговцев, кустарей, ремесленников и тому подобных промышленников, бо́льшая часть которых, поддерживая свое существование продуктивным трудом, являются в недавно покоренном и малокультурном крае полезным элементом»[511]. В заключение Совет большинством голосов даже поддержал первоначальное предложение Вревского о расширении прав бухарских евреев, вступивших в русское подданство, до уровня прав бухарскоподданных евреев, предоставив первым возможность свободной приписки на жительство не только к пограничным, но и ко всем остальным городам края[512].

Приверженцы жестких мер на этот раз остались в меньшинстве. Их позицию выразил в «Особом мнении» Корольков, занявший должность военного губернатора Сырдарьинской области (1893–1905) вместо Гродекова, отстраненного от этой должности с переводом в другую губернию за расстрел толпы мусульман во время холерного бунта в Ташкенте. Корольков заявил, что евреи захватили у русских мануфактурную торговлю в крае, «своей приспособляемостью к хитрым торговым далеко не всегда чистым комбинациям устранив даже торговца по натуре сарта от конкуренции…»[513]. Воспользовавшись тем, что другие члены Совета, за исключением юдофоба Нестеровского, проживали в крае лишь несколько лет, Корольков в своем заявлении слукавил, поскольку не мог не знать, что русские купцы всегда были далеки от доминирующих позиций в торговле вообще и в мануфактурной торговле – в частности. И это мы обсудим чуть ниже.

Корольков также утверждал, что высокая конкурентоспособность бухарских евреев вытекает из их кагальной организации и неразборчивости в средствах для достижения наживы. Претендуя на роль знатока края и бухарско-еврейской предпринимательской деятельности, он так описывал методы их торговли: