Друзская сага

Грохоча, по улице проехал грузовик. Мансур закурил, закашлялся и в сердцах утопил окурок в кувшине с соком.

— Ты хочешь поехать без меня? — женщина откинула длинные темные волосы и внимательно посмотрела на мужа.

Он не ответил. Вздохнул, отведя взгляд, и внезапно пошёл он на попятную.

— Ладно, собирайся, отвезём масло… заедем в гараж на техобслуживание… потом по магазинам, если время останется.

— В какой ещё гараж, — остановилась в замешательстве Тафида.

Она заранее решила отпустить мужа без боя, но обязательно обыграть сценарий оскорблённой супруги. Мансур, давно приловчившись к женским повадкам, помог ей справиться:

— Ну, послушай, родная, ты же знаешь, двигатель барахлит, техобслуживание подоспело, уже месяц на авось езжу. К тому же инжекторы засорились, тормоза никудышные — пищат, дальше некуда. Опасно ездить, я давно в гараж собирался. От беды подальше. Так что сразу две проблемы решатся…

Об автомобиле Тафиде можно было напеть, что угодно. Экзамен по практическому вождению, она так и не сдала. Теорию прошла лишь потому, что Мансура свели с ловкачом из Хайфы. Тот обещал устроить права за год, но после восьмого теста вернул конверт с деньгами: «Твоя жёнушка — потенциальная убийца… И самоубийца тоже… Смотри… Ей лучше пешком. В исключительных случаях — пассажиром».

Тафида взглянула на мужа страдальчески:

— Мне расхотелось в Нагарию, езжай сам, я позову Адиль обратно.

— Какую Адиль?

— Маникюрша… Ты же её застал… Сто раз называла тебе её имя…

Мансур допускал, что жене слабо верилось и в оливковое масло, и в гараж. Но знал наверняка, она уважает, и, главное, доверяет мужу. Если дал понять, что желает поехать один, значит, на то есть причины. Пусть и обидно до слёз.

«Главное, чтобы не изменял, всё остальное… так, шелуха… На то он и мужчина, чтобы крутиться», — успокаивала себя Тафида, провожая мужа к двери.

Но женщина всегда остаётся женщиной, что в мегаполисе, что в друзской деревне.

— Кошелёк, мобильник, сигареты, зажигалка, — перечисляла Тафида, и Мансур безропотно хлопал себя по карманам, — совершая прощальный ритуал перед выходом из дома.

— Спасибо, жизнь моя, кажется, ничего не забыл. Что бы я без тебя делал.

— Мелочи, любимый, ты позабыл взять масло, — сладко пропела Тафида.

Мансур уже садился в машину.

— Да… да… верно… масло…

— Помочь?

— Спасибо, дорогая, я сам, — ясно, как божий день, она не вернётся в дом, пока десять шестнадцатилитровых канистр не перекочуют из сарая в багажник.

Озабоченно улыбаясь, Мансур стащил форменную рубашку и принялся за работу.

Жена, никогда не упустит шанса убедиться в чистоте помыслов мужа.

Дорога в Нагарию казалась бесконечной. Субару пилила по восемьдесят девятому шоссе. Справа тянулись здания ядовито-красного цвета — завод по производству соусов. Но даже величественные виды Галилеи не находили отклика в разломах души. Озеро Монфор с его островками, густо поросшими зеленью и цветами, не привлекали, хотя Мансур частенько останавливался здесь, любуясь грацией лебедей на воде и синевой над ними, окаймлённой полчищем гор.

Ненавистная беспомощность отравляла. Казалось, чья-то безжалостная клешня выдернула его из привычной колеи и швырнула в заросли колючего кустарника, низкорослых деревьев и острых, в бритву отточенных стеблей травы. Откуда выбраться без посторонней помощи невозможно. Оставалось немного времени, чтобы однозначно решить — противостоять системе и, что не исключено, надломиться, или сдаться, но выйти невредимым.

Нагарию Мансур не любил. Ему, взрослевшему среди галилейской тиши, так и не удалось свыкнуться с бесцеремонностью духоты, загазованности и шума. Вдоль главной улицы высохшая речка, похожая на шрам, огороженная заборчиками. Тесно, пробки, равнодушные светофоры.

Мансур помнил, за набережной три квартала налево, затем на перекрёстке вниз к крошечному микрорайону.

Всё, как в прошлый раз — подъезд, домофон, вежливый женский голос.

— Проходи сюда, в гостиную, — пригласила девушка с пепельными волосами.

Красное спортивное платье не скрывало, лишь подчёркивало фигуру — задорную грудь, крутые бёдра. Изящные ступни в босоножках на низком ходу. Пепельная двигалась так, что не получалось рассмотреть лица. Если бы Мансура попросили описать её внешность, у него вышло бы так: седые волосы, красное в обтяжку платье и босоножки с кубиком-каблучком.

— Проходи, Мансур, проходи. Не стесняйся, — поддержал Ицхак вежливым, но, казалось, отсутствующим голосом, — присаживайся.

Сам он, в неизменном костюме и галстуке, устроился в кресле, в том, где раньше сидела девушка. Пахло красками или лаком. Вдалеке выла сирена. Стрелки стенных часов показывали половину второго. Диктофон на журнальном столике поглощал секунды. Сумрак гостиной вызывал иррациональное чувство раздвоенности.