— Нет, милорд, — чтобы снова отпрянуть, Антонине пришлось собрать все силы, сломать что-то внутри себя. — Вы прекрасно обходились без меня неделю, — сказала чуть резче, чем рассчитывала. — Почему бы не подождать ещё одну?
— Хочешь знать, почему не подходил к тебе? — Макс жёг поцелуями изгиб шеи. — Хочешь?! — замер на мгновение. Посмотрел в глаза, обхватив ладонями её лицо. — Я знаю, что ты играешь. Скажешь, нет?! Я это чувствую. Ты постоянно сдерживаешь эмоции, не даёшь волю чувствам. Говоришь, участвуешь в конкурсе, чтобы победить и стать моей женой?! — спросил с сарказмом, к которому примешивалась ярость и боль. — Почему же тогда так боишься потерять контроль над собой в моих объятиях?! Есть что-то, что не позволит тебе стать моей. Так?! Брайон или что-то ещё? Собираешься исчезнуть перед самым финалом?!
Догадки Макса заставили нервы дрожать болезненным ознобом. Тоня просто сгорала под взглядом этих красивых глаз. И ещё один поцелуй какой-то отчаянный, терпкий, с горчинкой, как недавно выпитый кофе, заставил теснее сомкнуть руки на шее Макса. Если бы он знал, как она близка к тому, чтобы потерять контроль над собой в его объятиях.
— Хочешь знать, чего мне стоило не подходить к тебе?! — его руки переместились на плечи. Жадно пробрались под лёгкую ткань свободной блузки. — Думаешь, получилось выбросить тебя из головы? Нет, ты застряла там основательно. Мелкая жалящая мозг заноза. Не смотрел в твою сторону, но это не помогало убить ежесекундное желание прижать тебя к себе, так крепко, чтобы через слои одежды ощутить твоё тепло.
Он тут же продемонстрировал, что имел в виду. Его горячие ладони притиснули к распалённому телу настолько плотно, что Тоня ощутила не только жар — казалось, она слышит, как грохает в груди его сердце. Или это её?
— Обещаешь, что не исчезнешь?! — это была одновременно просьба, почти мольба, и жёсткий приказ, не подлежащий оспариванию.
Вот теперь она точно перестала ощущать биение своего сердца. Оно остановилось, замерло, застыло болезненным комочком. Если бы Макс знал, что требует невозможного.
— Обещаешь?!! — он сжал плечи почти до боли.
Тоня не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Просто смотрела в его полыхающие диким огнём тёмные от клокочущих эмоций глаза. Как ей хотелось пообещать ему то, о чём он просит. Сказать «да». Забыть о Белинде, о её родителях, о подписанном договоре. Поверить хотя бы на мгновение, что этот мужчина, от одного взгляда которого захлёбывается сердце, будет принадлежать ей. Снова позволить ему поцелуи и даже больше. Как бы ей хотелось пообещать всё то, чего пообещать не может.
Секунды Тониного молчания тикали как часовой механизм бомбы, которая вот-вот взорвётся. Но Антонина не знала, как предотвратить взрыв.
— Это из-за Брайона? — резко спросил Максимилиан.
— Нет.
— Есть что-то ещё, чего я не знаю?
Открыться? Рассказать обо всём? Как с Тоней поступят, если узнают о подлоге? Самое меньшее — вытурят с конкурса. А может, и на пятнадцать суток в местную каталажку отправят. На пару с Белиндой. И конкурс благополучно завершится без них. Нет, не хотелось подводить двойника. Но лгать Максимилиану тоже не хотелось.
Он ждал ответа, продолжая прижимать так крепко, что казалось, ответить можно, что угодно, он всё равно теперь уже никогда не отпустит. Она молчала, но тоже не разжимала рук, обвивших его шею.
— Что? — спросил он уже почти без гнева.
Сознаться — стучало в висках. Внутренний приказ был такой силы, что закружилась голова. Тоня сделала несколько резких вдохов, но дурнота только усилилась.
— Что? — прозвучало тихо, но настойчиво.
— Я… — как же тяжело даются слова. — Я… не…
Во рту сделалось жутко вязко, хуже, чем от недозрелой хурмы. В голове тоже плескался сплошной кисель. Мысли начали пробуксовывать, цепляться одна за другую. Картинка перед глазами предательски качнулась, ещё больше мешая сосредоточиться. Да что за напасть? Накатившая волна слабости заставила руки безвольно соскользнуть с шеи Максимилиана. И вместо того, чтобы произнести заготовленную фразу: «Я не Белинда», Тоня еле слышно выдохнула:
— Мне нехорошо, милорд.
Глава 38. Особо целебный мёд
Как-то это неуютно находиться в горизонтальном положении, когда на тебя устремлены взгляды трёх мужчин. Максимилиан, Еремей и доктор Элиот стояли возле кровати Тони и переговаривались. От головокружения и слабости не осталось и следа, но вся троица категорически настаивала, чтобы Антонина весь вечер провела именно в таком лежачем ничегонеделающем состоянии.
— Не думаю, милорд, что это та же инфекция, что и у Рунеты, — сообщил Элиот, после того, как измерил у Тони температуру, посмотрел горло и послушал лёгкие. — У Рунеты картина развития болезни была иной — резкой. Все симптомы: жар, одышка, сыпь — появились в течение нескольких часов. Здесь же, скорее всего, мы имеем дело с обычным переутомлением.
У Антонины насчёт её временного недомогания были другие подозрения, но она не могла поделиться ими с доктором.