Дуэль четырех. Грибоедов

Офицеры, расположившись по казачьим хатам на отдых, едва обмытые в тазах и корытах, за неимением бань, в чистом белье, но в обношенных и потёртых мундирах без эполет, довольные успехом похода, а более довольные тем, что живы остались, несмотря на частые перестрелки с шальными чеченцами, переговаривались о скудности батальонной казны, о задержанном жалованье, по осеннему бездорожью где-то застрявшем, о достоинствах и недостатках в походе черкески против мундира, о фейерверкере, спьяну пальнувшем картечью по стаду диких свиней, по шороху принявши их за чеченцев, пили с утра до вечера русскую водку и приготовляемый в здешних станицах чихирь, с вечера до утра резались ва-банк и оттого не годились ему в собеседники, как ни изголодался он за время пути. Один Талызин, ермоловский адъютант, человек простодушный, открытый, многим близкий приятель, в числе их Якубовичу, каждый день забредавший в комнаты миссии выкурить трубку, передавал интересные, большей частью ужасные вещи.

Прежде о положении Кавказа и Грузии Александр знал только то, чем располагала канцелярия Стурдзы и корреспонденты английских газет, то есть что в согласии с Георгиевским трактатом 1783 года[144] над раздираемой распрями Грузией учреждался российский протекторат, чем правители Грузии были чрезвычайно довольны, размыслив иметь таким образом надёжную защиту как от персов и турок, так и от бесчинных горских племён, которые, точно соревнуясь в жестокости, из года в год истребляли воинственное, однако беззащитное грузинское племя, что этим ранним трактатом безопасность Грузии вовсе не обеспечивалась, поскольку русские полки не получали возможности постоянного пребывания за крутым Кавказским хребтом, а их проход через теснины Дарьяла был весьма затруднителен, так что персидский шах Ага-Мухаммед[145], истинный живодёр, мог беспрепятственно продвинуться вплоть до Тифлиса и был отбит лишь отрядом генерала Гудовича, с великими трудами пришедшим на помощь обращённой в пепел грузинской столице, что грузинский царь Ираклий Второй[146] молил Екатерину Великую о присоединении Грузии к Российской империи, дабы избегнуть полного истребления со стороны энергичных соседей, восстановить в его царстве порядок и дать правильное развитие приведённому в полный упадок хозяйству, что его сын Георгий Двенадцатый[147] мольбы отца настойчиво повторил, что при Павле Петровиче приступили к составлению положения о новой российской провинции, согласно которому в Грузию вводились войска и административное управление по российскому образцу, при сохранении царского трона, однако неурядицы и междоусобия, захватившие несчастную Грузию после кончины Георгия, принудили упразднить грузинский престол, после чего Грузия обратилась в неотъемлемую часть Российской империи, поступив таким образом под безоговорочную защиту русских штыков, наконец гарантировавших ей безопасность внешнюю и прекращение междоусобной резни.

Теперь от Талызина узнавал он кое-какие подробности, от которых волосы не раз поднимались дыбом на его голове. Выяснялось, к примеру, что Грузия при грузинских царях не располагала ни малейшей возможностью останавливать на границах ни алчных горцев Большого Кавказа, ни иноверных и оттого беспощадных турок и персиян. Когда полчища Ага-Мухаммеда ворвались в пределы грузинские, большая часть грузинских дворян отказалась вступить в ополчение, а царевич Юлон, любимец царицы, поставленный во главе обороны Тифлиса, бесстыдно покинул свой пост в предерзкой надежде после разгрома отца и старшего брата самому сделаться грузинским царём, так что Ираклий смог собрать под знамёна свои едва ли три тысячи человек, поистине песчинка в море песка в сравнении с воинством Ага-Мухаммеда. Последствия двойного предательства были ужасны. Персияне легко овладели Тифлисом. Всё живое было предано огню и мечу, царский дворец обратился в груду развалин, мост через Куру был разрушен, окружность Тифлиса устилали трупы женщин, стариков и детей, а персиянские воины, опьяневши от крови, остроту испытывали мечей, хватая за ноги грузинских младенцев и с одного разу рассекая надвое хрупкое тельце, немудрено, что все, кому посчастливилось остаться в живых, разбегались в разные стороны, превратившись в народ истребляемый и кочующий, не подоспей отряды Гудовича, грузинский народ мог быть истреблён до самого корня, да и после Ага-Мухаммед не оставлял навязчивой мысли довершить своё преступление, да спустя года два, как и следовало, был прикончен своими же нукерами.