Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Пушкин до последнего момента был убеждён в том, что Катерина станет жертвой интриги и брак не состоится. Даже после объявления о помолвке, рассказывает Соллогуб, Пушкин «ей всё не верил – так что он со мной держал пари: я тросточку, а он – свои сочинения»¹⁰⁹⁶. Пушкин бился об заклад не с одним Соллогубом. С.Н. Карамзина писала: «…завтра, в воскресенье, состоится эта удивительная свадьба… Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба один обман и никогда не состоится»¹⁰⁹⁷.

Помолвка Дантеса заинтриговала двор. 19 ноября императрица записала в своём дневнике: «Вечером Софи Бобринская и Сесиль (Фредерикс. – Р.С.) о женитьбе Дантеса». 23 ноября царица послала записку Бобринской: «Со вчерашнего дня для меня всё стало ясно с женитьбой Дантеса, но это секрет»¹⁰⁹⁸. Николай I беседовал с Пушкиным 23 ноября. Значит императрица Александра не могла получить сведения от него 22 ноября. Но она беседовала с Трубецким, приятелем Дантеса, и с фрейлинами. Сестре Долли, Е.Ф. Тизенгаузен, она писала: «Я так хотела бы узнать у вас подробности невероятной женитьбы Дантеса, неужели причиной явилось анонимное письмо?»¹⁰⁹⁹

Бобринская была менее сдержанна относительно секрета Дантеса. 25 ноября она послала мужу следующее сообщение о браке кавалергарда: «…ничем другим я вот уже целую неделю не занимаюсь, и чем больше мне рассказывают об этой непостижимой истории, тем меньше я что-нибудь в ней понимаю» […] «Это, – продолжала подруга царицы, – решённый брак сегодня, какой навряд ли состоится завтра. Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, чёрной и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы, жены Пушкина»¹¹⁰⁰. Итак, главная тайна, о которой умолчала царица в письме, состояла в том, что помолвка Дантеса непрочна, поскольку в самое близкое время (завтра) станет ясно, что брак не состоится. Следует отдать должное проницательности Пушкина. Его предположения полностью совпадали со сведениями, исходившими от Дантеса и его друзей.

Через несколько дней после помолвки Дантеса произошли события, живо описанные В. Соллогубом. 21 ноября 1836 г. Александр Сергеевич пригласил графа к себе и сказал, что ничего не хочет делать без его – секунданта – ведома. Вслед за тем он зачитал опешившему Соллогубу черновик оскорбительного письма, адресованного Геккерну. Начав чтение, Пушкин пришёл в исступление.: «Губы его задрожали, глаза налились кровью. Он был до того страшен, что только тогда я понял, что он действительно африканского происхождения»¹¹⁰¹. Впечатляющие подробности о налитых кровью глазах наводят на мысль, что поэт прочёл секунданту только что написанное письмо. Однако достоверны ли сами эти подробности?

В ранней записке Соллогуб описал сцену в кабинете Пушкина в самых прозаических выражениях: «Тут он мне стал читать своё письмо к старику Геккерну. Я письма этого страшно испугался»¹¹⁰². В том, что Соллогуб точно описал свои чувства, сомневаться не приходится. Что касается эмоционального состояния Пушкина, оно наиболее точно описано не в поздних, а в ранних воспоминаниях. Из самой ранней записки Соллогуба следует, что Пушкин «был в ужасном порыве страсти» 17 ноября, иначе говоря, главный эмоциональный всплеск приходился вовсе не на 21, а на 17 ноября.

Будучи беллетристом, Соллогуб не удержался от соблазна литературной обработки «речей» Пушкина. Согласно поздним припоминаниям, поэт начал беседу с секундантом словами: «С сыном уже покончено… Вы мне теперь старичка подавайте». До литературной обработки фраза не имела такого сатанинского звучания. В ранней записке значилось: «С молодым я кончил – подавайте старика».

Сохранилось два письма Пушкина, посвящённых одному и тому же сюжету. Одно адресовано Геккерну, другое – Бенкендорфу. Письма датируют одним и тем же днём – 21 ноября 1836 г. Однако сопоставление их содержания убеждает, что они не могли быть написаны одновременно. Письмо Бенкендорфу имеет точную дату 21 ноября. Письмо послу традиционно датируют 17–21 ноября. Эта дата нуждается в проверке.

16 ноября Пушкин принял вызов Дантеса. Весь день 16 ноября и первую половину дня 17 ноября Александр Сергеевич жил в напряжённом ожидании кровавого поединка. Бой мог закончиться смертью поэта, но тогда виновник интриги Геккерн остался бы безнаказанным. Ввиду всего этого поэт, по-видимому, уже 16–17 ноября приступил к сочинению обличительного письма барону. Это письмо он намеревался взять с собой на поле боя. С помощью пера он рассчитывал поразить недруга при любом исходе поединка.

Сохранились обрывки двух разорванных беловиков¹¹⁰³. События следовали одно за другим стремительным потоком, и поэту пришлось внести исправления в заготовленный текст. После этого ему поневоле пришлось вторично переписать письмо¹¹⁰⁴. Вся работа, видимо, заняла несколько дней. Поэт не мог опубликовать своё письмо послу, но ничто не мешало распространить его в списках.