Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Письмо кавалергарда, вручённое Пушкину утром 16 ноября, сделало невозможным продолжение мирных переговоров. П.Е. Щёголев объясняет такой поворот дела появлением в роли действующего лица Дантеса, до того безмолвного. «…Когда Дантес остался наедине с самим собой, перед его умственным взором осветилась вдруг вся закулисная действительность, заговорили голоса чести и благородства, и он сделал неожиданный ход, который, конечно, был принят без ведома Геккерна и который чуть было не спутал все карты в этой игре»; Дантес написал рыцарское письмо Пушкину и «сделал ещё один „рыцарский“ ход, отправив к Пушкину секунданта Аршиака…» – так писал П.Е. Щёголев¹⁰⁷⁷.

С.Л. Абрамович следует той же схеме. «В отсутствие барона Геккерна» Дантес 16 ноября получил письмо Пушкина с отказом от дуэли. Письмо его не удовлетворило, и в ответ он написал «задиристое письмо». После долгих переговоров за его спиной «Дантес впервые получил возможность лично говорить со своим противником»; ему хотелось дать понять, «что он не трус»¹⁰⁷⁸.

Подлинные письма Дантеса начисто опровергают такое истолкование событий. Бравый поручик испытал крайнее неудобство, поняв, что ему не удастся избежать дуэли. Поединок грозил разрушить всю его карьеру. «Мой драгоценный друг, – писал он приёмному отцу, – благодарю за две присланные тобой записки. Они меня немного успокоили, я в этом нуждался и пишу эти несколько слов, чтобы повторить, что всецело на тебя полагаюсь, какое бы решение ты ни принял, будучи заранее убеждён, что во всём этом деле ты станешь действовать лучше меня»¹⁰⁷⁹. В записке нет и тени бравады, рыцарства, задиристости.

Не случайное отсутствие барона в доме в момент получения письма Пушкина, а совсем другие обстоятельства вынудили дипломата уйти в тень. Решительный поворот в ходе переговоров был связан, видимо, с тем, что Геккерны, вслед за Вяземским и Жуковским, узнали о пушкинских планах «страшной мести», откровениях Натальи по поводу переписки и пр. Угроза мести испугала посла. Чтобы избежать публичного оскорбления, он, скрепя сердце, решился на то, чтобы подставить под пулю приёмного сына.

Геккерны могли передать письмо Дантеса через Жуковского, но тот сложил с себя функции посредника. В дом к Пушкину отправился родня Жоржа виконт д’Аршиак, сотрудник французского посольства, приглашённый в качестве секунданта. Именно он отнёс Пушкину письмо Дантеса, выдержанное в самых решительных и энергичных выражениях. Фактически сын дезавуировал все ранее происходившие переговоры, которые вёл от его имени отец: «…ныне, когда вы заверяете, что не имеете более оснований желать поединка, я, прежде чем вернуть вам ваше слово, желаю знать, почему вы изменили намерение, ибо я никому не поручал давать вам объяснения, которые я предполагал дать вам лично»¹⁰⁸⁰. Геккерны заговорили с Пушкиным языком ультиматума. Дантес объявил, что готов драться с Пушкиным, если не получит от него письма с отказом от поединка. Поэту воспрещалось упоминать в письме о сватовстве поручика. Дантес обещал, в случае принятия его требования, сделать предложение Екатерине «после дуэли».

«Милостивый государь! Барон де Г., – писал поручик, – только что сообщил мне, что он был уполномочен г-ном …(Жуковским. – Р.С.) уведомить меня, что все те основания, по которым вы вызвали меня, перестали существовать»¹⁰⁸¹. Посол использовал формулу предварительного соглашения, принятую в ходе переговоров 12–13 ноября. Но его ссылка на полученные от посредника полномочия была более чем сомнительна.

До 16 ноября все переговоры с Пушкиным вёл голландский министр. С этого дня его место занял д’Аршиак. В отличие от посла, секундант д’Аршиак не участвовал в предыдущих переговорах и не давал никаких обязательств насчёт брака Дантеса. Таким образом, его руки были свободны. «Человек чести», Геккерн намеренно уступил место французскому дипломату, чтобы уклониться от исполнения принятых на себя обязательств.

Нетрудно было предвидеть, что сватовство Дантеса к бедной Гончаровой будет встречено светом с иронией и недоумением. И Пушкин, и Геккерны одинаково понимали, что отказ от обязательств в отношении Гончаровой, не подкреплённых публичной оглаской, никого не удивит. Найти предлог не составляло труда. Свадьба не могла состояться без богатого приданого, каковое отсутствовало. Слухи о беременности невесты усугубляли дело. Безнравственное поведение девицы само по себе давало повод для расторжения сговора.

Геккерны надеялись, что Пушкин отступит перед их натиском. При этом они вели хитрую игру, стремясь внушить поэту убеждение, что их намерения в отношении брака серьёзны. Помолвка Катерины с Дантесом не была объявлена. Тем не менее вечером 16 ноября Е. Гончарова отправилась на бал в дом австрийского посла в белом платье, предвосхищая сговор. Катерина давно перешла в стан Геккернов и без согласования с ними она, естественно, никогда бы не решилась на такой поступок.