Дуэль Пушкина

Посол пытался использовать доверительные отношения с Пушкиной. Он осмелился обратиться к ней с просьбой написать Дантесу письмо, «в котором она умоляла бы его не драться с её мужем»[992]. Молодой французский дворянин старался избежать поединка. Письмо Пушкиной должно было спасти его репутацию храбреца в глазах света. Но Натали отвергла просьбу Геккерна.

Жена Пушкина реагировала на события с несвойственной ей решительностью и быстротой, возможно, следуя подсказке. Едва узнав о поединке, она постаралась через брата Ивана Гончарова передать просьбу Жуковскому немедленно приехать в Петербург. Гончаров служил в гусарском полку, в то время стоявшем в Царском Селе. 6 ноября был храмовый праздник его полка, в котором участвовала императорская фамилия. Жуковский должен был присутствовать на парадном обеде гусар вместе с цесаревичем, воспитателем которого он был. Имя Жуковского значилось в камер-фурьерском журнале. Но он, в отличие от Вяземского, понимал серьёзность положения и, по-видимому, пренебрёг своими прямыми обязанностями. Зато Гончаров за самовольную отлучку 7 ноября угодил под арест[993].

В январе 1837 г. Жуковский составил «Конспективные заметки» о дуэли. В них значилось: «6 ноября. Гончаров у меня. Моя поездка в Петербург. К Пушкину. Явление Геккерна. Моё возвращение к Пушкину. Остаток дня у Вьельгорского и Вяземского. Вечером письмо Загряжской»[994].

То, что Жуковский и Геккерн столкнулись лицом к лицу у Пушкина, возможно, не было случайностью. Но Жуковский был слишком деликатным человеком и при появлении дипломата поспешно удалился. Вернувшись к другу, Жуковский из его уст узнал о вызове и двухнедельной отсрочке, после чего отправился к Виельгорскому и Вяземскому для совета.

Геккерн с самого начала возлагал надежды на содействие этих трёх лиц. Во второй половине дня 6 ноября он вовлёк в историю ещё одно лицо — Загряжскую, влиятельную фрейлину, жившую в Зимнем дворце. Фрейлина любила племянницу Наталью и заменяла ей мать. Посол предпринял попытку втянуть Жуковского в свою игру, использовав для этой цели тётку Натальи. Речь шла о чести любимицы, и Загряжская немедленно откликнулась на обращение Геккерна. Вечером 6 ноября Жуковский получил письмо от Загряжской с приглашением посетить её. Старой фрейлине была отведена скромная роль. Она должна была свести Жуковского с Геккерном.

«7 ноября, — значилось в заметках Жуковского. — Я поутру у Загряжской. От неё к Геккерну. (Mes antécédents [мои прежние действия]. Незнание совершенное прежде бывшего.) Открытия Геккерна. О любви сына к Катерине (моя ошибка насчёт имени). Открытие о родстве; о предполагаемой свадьбе»[995].

Беседа с Загряжской не подготовила Жуковского к восприятию того, что он услышал от посла. Он не мог не знать об ухаживаниях Дантеса за Пушкиной, протекавших на его глазах. Из заверений же посла следовало, что Дантес увлёкся не Натальей, а её сестрой Екатериной Гончаровой и согласен на свадьбу. Новость была столь поразительна, что Жуковский не сразу сообразил, о ком идёт речь, и сделал ошибку в имени невесты.

Голландский министр разработал план действий тотчас после получения вызова и посещения им Пушкина. План заключался в том, чтобы убедить поэта, что Дантес увлечён не его женой, а другой женщиной — Мари Барятинской, на которой он намерен жениться без всякого промедления. Едва вернувшись с дежурства Жорж бросился вечером 5 ноября к Барятинским. Но эта семья уже в конце октября выразила своё отношение к сватовству поручика. Невеста не могла простить Жоржу того, что он предпочёл ей Пушкину, и встретила его холодно. Визит не удался. Кавалергард был непривычно молчалив и покинул дом, сказав княгине, что девушка «его очень вежливо прогнала»[996].

Попытка ускорить сватовство не удалась, что вынудило Геккернов спешно искать для поручика другую «невесту». Выбор был невелик, и дипломат задумал мистифицировать Пушкина планами брака сына с Екатериной Гончаровой. Речь шла именно о мистификации, поскольку барон вовсе не желал женить Жоржа на бедной и некрасивой Екатерине, которая была к тому же на четыре года старше молодого человека.

Поведение Дантеса давало достаточно внешних поводов для интриги. Софи Карамзина так описывала приём в её загородном доме в сентябре 1836 г.: Дантес «продолжает всё те же штуки, что и прежде — не отходя ни на шаг от Екатерины Гончаровой, он издали бросает нежные взгляды на Натали…»[997]

Чтобы иметь возможность видеться с Жоржем, Наталья Николаевна постоянно брала с собой Екатерину, не отступавшую от неё ни на шаг. Сестра была хранительницей добродетели замужней дамы, но отнюдь не её наперсницей. Дантес также не посвящал Катерину в свои интимные дела. Своему отцу он наказывал поговорить с Пушкиной, «да так, чтобы не слышала сестра»[998].