Читаем Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые полностью

Дня через два после примирения Пушкин как-то зашел к Николетти и, по обыкновению, с кем-то принялся играть на бильярде. В той комнате находилось несколько человек туземной молодежи, которые, собравшись в кружок, о чем-то толковали вполголоса, но так, что слова их не могли не доходить до Пушкина. Речь шла об его дуэли со Старовым. Они превозносили Пушкина и порицали Старова. Пушкин вспыхнул, бросил кий и прямо и быстро подошел к молодежи. «Господа, – сказал он, – как мы кончили с Старовым – это наше дело, но я вам объявляю, что если вы позволите себе осуждать Старова, которого я не могу не уважать, то я приму это за личную обиду, и каждый из вас будет отвечать мне как следует»».

Много лет спустя, в 1854 году, И.П. Липранди, ставший уже генералом, однажды заговорил со Старовым о той самой дуэли с Пушкиным, и тот признался ему, что все «тридцать два года после поединка он искренне обвинял себя и говорил, что это одна из двух капитальных глупостей, которые он сделал в жизни своей».

На дуэль с фуражкой черешни

Во время пребывания Александра Сергеевича Пушкина в Кишиневе с ним вышел и еще один весьма неприятный случай. Играл он как-то в карты с прапорщиком Генерального штаба Александром Николаевичем Зубовым (сыном Николая Матвеевича Зубова), да проиграл. Проиграв, стал вслух обидно подначивать победителя. По другой версии, он уличил Зубова в шулерстве, а это всегда было страшнейшим из оскорблений. В итоге последовало объяснение, и Зубов вызвал Пушкина драться.

Дело было в июне 1823 года (а не 1822 года, как это иногда утверждается). Дуэль имела место на Малой Малине, в виноградниках близ Кишинева.

Пушкина нелегко было испугать, он был храбр от природы и старался воспитывать в себе это чувство. На поединок с Зубовым он пришел в сопровождении секунданта и… с полной фуражкой черешни.

Зубов пришел с братом Кириллом в качестве секунданта (они оба были офицерами Генерального штаба и вместе в 1823 году проводили топографическую съемку в Бессарабии).

Сговорились стреляться с двенадцати шагов. При этом Пушкин сказал:

– Понятно, мы стреляемся. Я вызов ваш принимаю. Попадете ли вы в меня или не попадете – это для меня равно ничего не значит, но для того, чтобы в вас было больше смелости, предупреждаю: стрелять я в вас совершенно не намерен.

Зубову выпало стрелять первым, но он промахнулся. Все это время Пушкин невозмутимо ел черешню.

И.П. Липранди написал потом об этом так:

«Присутствие духа Пушкина на этом поединке меня не удивляет».

Когда настала очередь стрелять Пушкину, он отказался. По свидетельству друга, поэта Владимира Горчакова, Пушкин подошел к Зубову и спросил:

– Довольны вы?

Вместо того чтобы требовать выстрела, Зубов бросился с объятиями.

– Это лишнее, – заметил Пушкин и удалился, не стреляя.

Впоследствии этот поединок лег в основу пушкинской повести «Выстрел». И вот как в ней описан эпизод с черешней:

«Это было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. С неизъяснимым нетерпением ожидал я моего противника. Весеннее солнце взошло, и жар уже наспевал. Я увидел его издали. Он шел пешком, с мундиром на сабле, сопровождаемый одним секундантом. Мы пошли к нему навстречу. Он приблизился, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Мне должно было стрелять первому: но волнение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу счастия. Он прицелился и прострелил мне фуражку. Очередь была за мною. Жизнь его, наконец, была в моих руках; я глядел на него жадно, стараясь уловить хотя одну тень беспокойства… Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня. Его равнодушие взбесило меня. Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моем. Я опустил пистолет. «Вам, кажется, теперь не до смерти, – сказал я ему, – вы изволите завтракать; мне не хочется вам помешать» – «Вы ничуть не мешаете мне, – возразил он…»

Вполне вероятно, что Пушкин не стрелял в Кюхельбекера и в Зубова, помимо осознания своей вины, еще и потому, что, считая себя хорошим стрелком (еще в лицее он учился стрельбе в цель, и в стенах кишиневской своей комнаты всаживал пулю в пулю), низко расценивал их боевые способности. А вот со Старовым он стрелялся, ибо тот слыл заправским дуэлянтом и храбрецом.

Последняя дуэль Пушкина

Как известно, Александр Сергеевич Пушкин очень тяготился очередной ссылкой и самовольно покинул Михайловское, решив, что пришла ему пора жениться. А раз так, он стал свататься к разным особам женского пола: и к молоденькой Анне Олениной, и ко многим еще. Но у Олениных в 1828 году он получил отказ: родители не хотели, чтобы их дочь вышла замуж за гуляку праздного, пусть и признанного поэта, который к тому же был под надзором полиции. Отказали ему и в других местах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза