– Сядь ко мне на колени, – сказала Снорки старая женщина, а когда он подчинился, стала читать заклинание: – Волею Светлых Богинь Инес, Мадилайн и Магерит ныне эта чистая душа рождается в моем теле, теле старейшей женщины этого рода, Хилин, дочери Гвенсил, ныне облекается она в нем в плоть и кровь, награждается разумом, чтобы светить роду Элсли полною славой! Отныне волею Великих Богинь мысли ее будут подобны речному жемчугу, сердце – горячему железу, тело – гибкому тростнику, душа – крепкому граниту. Ныне рождается в семье Ойглы, дочери Алиа и Стига, сына Олесли сын Гюрд, что значит «камень», а иначе «Стойкий против невзгод», ибо отныне станет он переносить жизненные испытания с твердостью и стойкостью камня.
Женщина столкнула Снорки с колен. Откуда- то вынырнула Ойгла.
– Здравствуй, сын мой, – сказала она, – вот льняная рубашка, которую я соткала, когда ждала тебя.
И она надела на Снорки длинную рубашку до пят. Затем рядом с ней возникла Хилла.
– Здравствуй, брат мой, – сказала она, – вот шерстяной гилт, который я сшила, когда с матерью ждала тебя.
И она помогла ему надеть длинную, с широкими рукавами куртку – гилт, обшитую речным жемчугом.
Следом вышла еще одна девушка.
– Здравствуй, родич, – сказала она, – я твоя сестра по сестре матери. Вот обувь, которую твои родичи сшили, когда ждали тебя.
Осторожно, словно боясь разбить, она обула его.
– Идем, сын, я познакомлю тебя с мужчинами нашего рода, – сказала мать.
Хилла и Ойгла вывели мальчика под руки через другой вход. Яркий свет ослепил новопосвященного. Мужчины, во время обряда ходившие вокруг сруба и криком и стрелами отгонявшие злых духов, приветствовали его.
Женщины повели мальчика к столам, за которыми чинно сидели гости, не принадлежавшие к роду Элсли, но добрые друзья и соседи. Над ними возвышался на помосте стол, за которым восседали статуи Трех Богинь: Мадилайн – создавшей тело для нового члена рода, Инес – давшей ему разум и Магерит – ответственной за долгие годы жизни. Чуть ниже находился стол, за которым расположился отец нового члена рода. На голове его был серебряный обруч, а лавка, на которой он восседал, ломилась от украшавших ее мехов. К нему и подвели женщины мальчика.
– Наш сын Снорки умер, – сказала Ойгла Стигу. – Но вот у меня появился новый сын. Его зовут Гюрд. Его тело уже принадлежит нашему роду, но мысли его далеки отсюда.
– Здравствуй, сын, – сказал Стиг, поднимаясь. – Вижу, вышел ты крепок и силен на славу, любим ты нашим родом, но мысли твои далеки от наших бед и радостей. Отныне хочу сделать общими мысли твои и мои, и твоей матери, и остальных родичей.
Откуда ни возьмись, появилась большая чаша с вином. Стиг отпил первым, затем передал Ойгле, а после нее – мальчику. После чаша пошла по рукам мужчин и женщин Элсли, от старых к молодым. Когда чаша вернулась к Стигу, он поднял ее над головой, так что в лучах заходящего солнца ярко вспыхнули обтягивающие ее серебряные кольца, и провозгласил:
– Слава, слава, отныне родился в нашем роду добрый родич, близкий нам и телом и мыслями, для которого наша боль – его боль, наша радость – его радость.
– Ой – е! – закричали родичи.
Голова мальчика, постившегося почти двое суток, кружилась от вина.
– Полностью он наш родич, однако, он не мужчина и не женщина, оттого не знает своих прав и обязанностей и молчит, – сказал Стиг, разведя руками.
Тогда вышел самый старый старик. Он опоясал мальчика мужским поясом и надел на шею серебряное ожерелье из фигурок бегущих волков. После этой церемонии старик выпрямился, насколько позволяла ему клюка, и сказал:
– Отныне ты, Гюрд, сын Стига, один из нас, мужчин рода Элсли, равный среди равных. Отныне имеешь ты право голоса, право на часть добычи, право на нашу дружбу и защиту.
– Ой – е! Ой – е! – закричали родичи.
– А теперь я приглашаю всех на пир в честь моего сына Гюрда! – еще громче закричал Стиг.
Все, кто еще стоял, быстро расселись по столам. Они осушали по пятому кубку и рогу вина, когда подоспела процессия с Хаскнет, которой дали новое имя Хелихелин – дочь Трех Богинь. Гости поприветствовали и ее, а затем принялись угощаться вдвое больше прежнего. Рекой полилось зеленое вино, захрустели молодые свиные косточки, полился по пальцам золотой жир, сладко благоухала жареная рыба, одна за другой ложки опускались в кринки с белой сметаной и золотистым медом, рассыпчатые каши таяли во рту. Стиг, сидя за столом под Тремя Богинями, поздравлял всех и потчевал от имени своих детей. Когда в небе зажглись звезды, гости разожгли костры и, ударив в бубны и задудев в дудки, пустились в пляс. Не одни башмаки были стоптаны в ту ночь, а одежды мокры от ночной росы.
Между тем, Хилла и Ойгла отвели виновников торжества в дом. Оба почти без сил рухнули на постель потому, что есть на пиру им не полагалось. В ушах у них звенело, а внутри было муторно от голода. Их укрыли шкурами и стали отпаивать теплым молоком. Хаскнет, получившая новое имя Хелихелин, уснула сразу. Мальчик же, подозвав мать, взял ее за руку и шепотом сказал: