Он вдруг понял, что двигало сатиром. Козлоногий заманивал их на лед лишь затем, чтобы погубить вместе с собой. Оборвать свою жизнь и жизни ненавистных ему человекоподобных созданий.
Сожаление… Сострадание… Эйнеке чувствовал, как они будят в нем излишне яркие и порывистые эмоции, а те в свою очередь взгревают кровь, прогоняют остатки голода и призывают магию.
«Его не спасти. Он не хочет спасения! - Эйнеке зарычал, чувствуя, как щит колдовских энергий горит и ярится вокруг него. - Только смерти!»
Полуэльф обратил щит в новое острие. Колдовское, почти невидимое (только слабые искорки выдавали его) и все же настоящее – вполне реальное. Эйнеке направил его в воду. Усилием воли повел вниз, в глубину. Хотелось спасать. Проявлять милосердие. Творить чудеса. От и до полуэльф следовал своему желанию. Он дарил безумному сатиру смерть, а своему брату спасение. Магическое острие проникло под тяжелую взмокшую шкуру. Пробило клетку из ребер. Впилось в сердце, затем разрослось. Взорвалось внутри звероподобной туши.
Вода забурлила, но в ее черноте не было видно крови. Наталь оттолкнулся от обмякшего и изувеченного тела. Пошел вверх. Эйнеке же судорожно выдохнул, разом выпустив из легких весь воздух. Опять нахлынула слабость. Перед глазами заплясали цветные огоньки. Голод? Нет! Всего лишь откат – справедливая плата за колдовство. Эйнеке принимал ее смиренно и достойно. Впрочем, совсем недолго.
Плеск воды. Ор и ругань. Страх в дрожащем голосе.
«Наталь!» - опомнился Эйнеке. Его брат все еще был в беде!
Плавать, конечно, Наталь умел, но вес брони по-прежнему тянул его вниз. Холод сковывал мышцы – те наверняка уже закоченели! И паника… охвативший старшего полуэльфа страх никак не способствовал его спасению. Благо Наталь в своих отчаянных порывах выбраться додумался доплыть до края полыньи. Эйнеке видел теперь, как его брат всего лишь в паре метров от него пытается взобраться на лед. Тот крошился и скалывался, а Наталь все больше и больше впадал в отчаяние, силясь выбраться. Лицо его было бледно. Губы посинели. Ни дать ни взять живой мертвец!
- Не истери, идиот! - просипел Эйнеке брату. Тот, впрочем, вряд ли его услышал.
Подчиняясь не столько разуму, сколько инстинкту, младший протянул старшему руку. Попытался ухватить того за ладонь, однако не вышло – здоровенная лапища Наталя выскользнула из тонких пальцев Эйнеке. Тогда Эйнеке просто схватился за первое, что подвернулось ему под руку. Железной хваткой полуэльф вцепился брату в гриву. Потянул на себя.
Дико взвыв, Наталь дернулся назад. Эйнеке провезло брюхом по льду. На миг он вместе с братом занырнул головой под воду. Та обожгла не хуже крутого кипятка! Выпустив Наталя, Эйнеке резко оттолкнулся от него – дернулся обратно. Чудом сам целиком не ушел! Впрочем, умудрился удержаться на льду. Теперь же, лежа на спине подле полыньи, Эйнеке судорожно хватал ртом воздух. Округлившиеся глаза ошалело и тупо пялились в ясное ночное небо. Слух ловил яростные всплески в воде, но разум отказывался их воспринимать. Эйнеке остался один на один с собственным страхом. Утонул в нем, как в ледяной воде.
Вдруг воцарилась тишина: неестественно тяжелая. Прерывал ее лишь ожесточенный стук сердца и прерывистое дыхание, срывающееся с губ вместе с белесыми облачками пара. Одно мгновение – невозможно долгое и тягучее. Оно понадобилось Эйнеке, чтобы осмыслить происходящее. Нет всплесков и ругани, треска ломаемого льда.
Нет борьбы.
Нет Наталя.
«Нат!» - отчаянно завопил полуэльф. Впрочем, только в мыслях. Из глотки его вырвался лишь слабый хрип, смешанный с чем-то уж совсем невразумительным.
Сил двигаться не было. Вернее, осталось их слишком мало, чтобы и двигаться, и спасать Наталя. Эйнеке предпочел сделать то, что и делал всегда (или по крайней мере большую часть сознательной жизни), он доверился магии. В последний раз воззвал к ней, отдавая всю свою силу без остатка. Повелел ей вытолкнуть Наталя к поверхности, придать тому сил и отваги, ободрить. Спасти! Удовлетворенно улыбнувшись, Эйнеке отдался накатившемуся мраку.
***
Он пришел в себя лишь на миг, сам удивленный тому, что еще жив. Магия что-то все же оставила внутри худощавого тела. Эйнеке не торопился открывать глаза. Он не чувствовал опоры под собой. К тому же его слегка покачивало из стороны в сторону. Мокрые волосы и одежды, кажется, покрылись тонкой корочкой льда. Тело била дрожь. Щекой и ухом Эйнеке чувствовал что-то мокрое и холодное. Он все-таки приподнял веки, понимая, что находится у кого-то на руках. Мокрое и холодное оказалось задубевшим поддоспешником.
Наталь.
Даже сквозь мутную дымку перед глазами Эйнеке уловил знакомые черты – свое отражение: смесь хищного эльфийского изящества и грубоватой человеческой простоты. Каштановая грива – прежде непослушные вьющиеся локоны – неопрятными темными сосульками свисала на лицо. Матово-белая кожа, дрожащие синюшные губы. Круглые от страха глаза. Наталь был сам не свой, но…