Дух свободы: Наследники партизан

Ему вежливо рассказывали его права. Поясняли, что такое статус обвиняемого по уголовной статье, что ему можно, а что нельзя. Сдержанно. Подчеркнуто вежливо, как будто они были из другой реальности, не имеющей отношения к людям, которые душили его здесь полчаса назад.

– Все понятно, надеюсь? Подпишите, – говорили ему, и Сергей брал ручку и едва не подписал не читая, но вовремя застыл, оставив на бумаге только точку. Спешно одернув руку, он прочел документ и с удивлением понял, что это подписка о невыезде.

«Они меня отпускают?» – подумал он, а потом вспомнил, что наверняка будет еще и административный протокол, так что это формальность. Его отправят на Окрестина, дадут ему сутки, а потом переведут в СИЗО, когда действительно разберутся с данными на его телефоне.

«Логично, черт побери», – обреченно подумал Серега и подписал. Сначала подписку о невыезде, затем о неразглашении. Потом допрос, в котором было записано только то, что он пришел на марш, а после задержания сбросил телефон до заводских настроек, потому что испугался.

Эти слова Сереге показались особенно тупыми, но он правда их сказал, потому и с показаниями согласился, ставя подпись.

Телефон теперь был изъят как вещдок, и ему оставалось только смириться. Остальные описанные вещи ему выдали в запечатанном пакете с приклеенным скотчем перечнем на листе, а затем вывели из кабинета.

«И куда теперь?» – подумал Сергей, не в состоянии даже отследить, куда его ведут. Очевидно было только, что не туда, откуда привели.

«Видимо, еще на один допрос», – думал он, но привели его в обычный актовый зал. Там в креслах сидели другие задержанные, в основном без вещей и только у некоторых были с собой пакеты, запечатанные, с приклеенными сверху листами. Точно такой же пакет отдали Сергею.

Пробежав взглядом по задержанным, Сергей не нашел среди них Пылесоса, и это ему не нравилось, но обдумать это ему не позволяли. Кто-то из сотрудников ткнул пальцем в одно из кресел в первом ряду и велел сесть. Серега подчинился – оглушенный и, кажется, поверженный.

О том, что у него есть право на звонок, он совсем забыл. Это выскочило из его головы. Вместо мыслей у него был какой-то туман, а перед глазами стоял флаг, который он держал в руках, после того как его чуть не задушили те, кто должен стоять на страже закона.

Глава 36

Артур открыл глаза, плохо понимая, где он находится. Он не помнил, как уснул, или не уснул, а потерял сознание. Он вообще плохо помнил, что произошло, но пока он лежал на полу и смотрел на маленькое решетчатое окно, за которым мелькал свет, в голове прояснялось, и он вспоминал, что все же попался. Следом приходило осознание, где он находится.

Если судить по темно-зеленой грязной стене, не ровной, а с намеком на дугу – он в СИЗО КГБ. По крайней мере, в памяти из инструкции «как понять, где ты находишься, если тебе не сказали» именно СИЗО КГБ значилось с зелеными полукруглыми стенами, если конечно он правильно помнил эти инструкции.

Обычно запоминал он все хорошо, а значит, он в той самой Американке[104], где ему оказываться совсем не стоило, только дергаться уже было поздно. Он попался, и пытать его начали. Смутное воспоминание говорило, что мучали его только электрошокером, и это было очень больно, но не так уж плохо, если смотреть на перспективу.

Он помнил, что орал от боли, впервые в жизни по-настоящему орал, но точно ничего не сказал, и это был лучший из исходов первой пытки.

Что-то смутное в памяти говорило о том, что электрошокер – это больно, но безвредно. Утомляет, мол, но серьезного ущерба телу не наносит. Можно отдохнуть и прийти в норму, главное – чтобы ритм сердца не сбивался. И в то же время ему говорили, что им самим будет невыгодно делать так, чтобы удар током мог повлиять на работу сердца, но его все равно лучше проверять.

Что ему даст знание о ритмичности собственного пульса, Артур и сам не понимал. Ведь если он вдруг поймет, что удары сердца у него какие-то не такие, то ему придется заткнуться этим знанием. Спасать его все равно никто не станет. Только он все равно поднимал правую руку и находил пульс на шее. Пульсация была частой, сильной, какой-то нервной, но промежутки между толчками были вроде одинаковые, и это было еще одной хорошей новостью.

По всему выходило, что пока все складывается не так уж и плохо. Даже тот факт, что он лежит на полу, был скорее приятным. От прохлады пола по уставшему болезненному телу проходило облегчение. Он закрывал глаза и проваливался во что-то на грани беспамятства. Он сам хотел этого, потому что надо было набраться сил перед новым допросом. Обязательно.

– Встать! – неожиданно приказали ему, заставляя открыть глаза.

Он мгновенно очнулся, но вместо того чтобы сразу выполнить указания, задумался: а чего это он, собственно, должен подчиняться?