Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник

Все шло соответственно нашему желанию. Герцог, вне себя от ярости, ломал голову над этим приказом, причину которого долгое время не мог открыть. Неопределенность заставляла его еще с большей злостью ругаться, но до вечера он не мог вытерпеть и, переодевшись в крестьянское платье, отправился в Венецию, которую благополучно достиг к полуночи. Он не отважился идти сразу же в свой дом, но обходил общественные места, желая, вероятно, обстоятельней разузнать, что же происходит.

В городе действительно говорили только об этом. Но мнения были столь различны, что он ничего не мог понять. Когда он покидал площадь Святого Марка, его окликнул чужеземец[262] в английском военном мундире. Возможно, он узнал его ранее, — герцог помнил точно, что этот человек уже долго за ним крался. Как только герцог свернул с площади на улицу, незнакомец отнял носовой платок от лица, подошел к герцогу и сказал:

— Будет лучше, если вы сейчас же вернетесь домой, где вы застанете графа фон С**

С этими словами чужак удалился, оставив его стоять в изумлении посреди улицы.

«Графа фон С**? — пронеслось у него в голове. — Что ему, однако, там надо без меня? И этот чужеземец сообщает мне об этом столь таинственно! Но хуже всего то, что я опознан, и нет смысла в таком виде блуждать по улицам. Свет зол, и особенно здесь, в Венеции, найдется немало омерзительных языков. Добрый граф узнал о моем несчастье и поспешил к герцогине, чтобы посоветоваться с ней, как мне помочь. Кто-то уже видел, как он входит в мой дом, а бездельникам и шалопаям многого не надо, чтобы распространять по городу сплетни».

Это объяснение успокоило герцога. Однако слабая ревность зародилась в нем вместе со страхом перед Малым и Большим советами[263]. Сие непонятное затруднение разгневало его. Привязанность к графу боролась в душе с недоверием к герцогине, и наконец последняя мысль захватила его настолько, что он не мог уже думать ни о чем другом.

Граф, передав радостную весть возлюбленной, с приближением ночи поспешил к ней, чтобы присутствием подтвердить свои слова. Она приняла его как женщина, которой недоставало только обстоятельств излить любимцу своего сердца всю безмерную нежность. Они впервые могли разговаривать без помехи и наедине. Они сказали друг другу так много, сделали друг другу такое количество заверений на будущее и их учащенно бьющиеся, переполненные любовью сердца подсказывали столь разнообразные ласки и выражения, что вся ночь казалась им состоящей из немногих кратких горячечных мгновений.

Но влюбленные не торопили свое наслаждение. Они хотели постепенно достичь его вершины. Герцогиня была готова все позволить своему возлюбленному и в равной степени разделить с ним высочайшее блаженство любви. Она заверила его в этом сама. Однако, так как его окрыленное вожделение слишком быстро стремилось получить свою часть, герцогиня сопротивлялась искусно, чтобы избежать скорого охлаждения, и желала пройти с ним через все ступени нежности и сладострастия, не упуская ни малейшего удовольствия.

В то время как их души слились в нежной и доверительной беседе и мгновения измерялись пылкими поцелуями, в то время как свободная игра, дерзкие ласки, тихие, неожиданные прикосновения украдкой подготовили их к наивысшему опьянению и подводили к нему все ближе, в то время как прелестной женщине, которая впервые любила, чистейшая натура сообщила новую мудрость и никогда не испытанные вожделения и научила ее переполненную новыми чувствами душу, как надо их выражать, а граф не только отвечал на все это, но благодаря своему чувствительному, нежному сердцу придавал их игре возвышенную мечтательность, в то время как оба, выражая свою страсть словами, искали сладострастно иных знаков, чтобы в их молчаливых, но живых символах соперничать друг с другом и исчерпать дух и природу через таинство любви, — послышался неожиданно стук в дверь.

Любовники отпрянули друг от друга. Кто бы это мог быть? Ведь уже так поздно! Герцог? Возможно ли было предвидеть такой случай? Граф, оробев, терялся в тысяче предположений, и его нежнейшее любовное опьянение исчезло без следа. Герцогиня выставила камеристку на стражу. Она не появлялась. Никто не спустился вниз, чтобы открыть дверь. Герцогиня вышла в переднюю и позвонила. Анетта поторопилась к ней, чтобы сообщить: за дверью никого нет, — наверное, случайный прохожий сыграл над ними шутку.

* * *

Герцогиня, раздосадованная, возвратилась назад. Граф дожидался ее в еще более угрюмом настроении. Все чувства его пребывали в смятении. Помеха была незначительной, но она пробудила в нем новые опасения, которые он не мог прогнать. Однако его возлюбленная через несколько мгновений вновь обрела былую горячность. Она сделалась еще нежней и удвоила ласки, желая успокоить графа и развеять дурное впечатление. В таком жару разгорелся бы и камень, и, как ни тяжело было им скрепить вновь разорванную нить их свидания, они уже почти в том преуспели, как вдруг кто-то вновь постучался в дверь, и еще сильней, чем в первый раз.