– Мы с отцом долго думали насчет Гарварда и… решили, что можно попробовать заложить дом в Корке.
– Нет, – тут же выпалила я, – мы уже назакладывались.
Когда Джейн заболела, мы потратили все свои сбережения, даже потеряли дом в Буффало. Корк не лучшее место, но всё же жить здесь в доме с фиолетовой крышей лучше, чем на улице.
– Я знаю, о чём ты думаешь. Но сейчас у нас другая ситуация. К тому же мы в тебя верим.
– Не надо, – взмолилась я. – Да и в чём разница? Мы так же бедны. И отец точно так же может потерять работу. Нет, – я покачала головой, – об этом не может быть и речи.
Какое-то время, очень долгое время, потребность поступить в Гарвард была для меня такой же сильной, как нужда в воздухе или воде. Я так отчаянно хотела стать лучшей, что меня не пугали ни бессонные ночи, ни обмороки от усталости.
Когда Джейн болела, я практически всегда находилась с Молли: отводила в детский сад и забирала из него, кормила, укладывала спать. А после этого, сидя за учебниками, порой забывала даже поесть. И ни отец, ни Джейн не замечали этого, потому что были слишком заняты его работой и её раком.
Я хотела доказать им, себе, маме, что способна на большее что и при таких условиях могу добиться невозможного. А сейчас я устала. Я дико устала быть лучшей.
Я по-прежнему хотела учиться, однако не находила в себе сил, чтобы бороться за это, ведь это желание больше не грызло меня изнутри. Я думала, что не переживу отказа, но пережила, не проронив и слезы. Та девочка, которая хотела порвать любого, кто говорил, что её мечты нереальны, уже не я. Больше не я.
Самое главное, чего я хотела, – это быть с тобой. С моим Сидом Арго. И если пришлось бы ждать, я бы ждала. Даже если пришлось бы остаться в Корке, я бы осталась.
– Что ж, это твоё решение. Однако если передумаешь, скажи. Предложение в силе.
Я смолчала, позже добавив:
– То, что мы делаем сейчас, для меня важно, так что этого я не забуду. Спасибо.
Мы больше не говорили на подобные темы, пытаясь вести себя как обычные тётя и племянница. И в какой-то момент у нас это действительно получилось.
После часовых поисков в одном из магазинов в центре мы нашли идеальное платье для Синтии: светло-голубое, длиной в пол, струящееся, без бретелей и рукавов, с корсетом, украшенным блестящими кристаллами.
– Она выглядит как принцесса, – прошептала Пупс так, что услышали все, включая Синтию, стоявшую напротив зеркала, расположенного в примерочной. Я в этот момент находилась позади Синтии слева, а Джейн – справа.
– Ты знаешь, – я демонстративно скрестила руки на груди, – я не позволю тебе идти на бал. Ты слишком красивая.
Она чуть смутилась, улыбнувшись моему отражению в зеркале.
– Она как Эльза из «Холодного сердца», – заметила Молли, сидевшая рядом с манекеном в куче платьев. Это был её любимый мультик. Она заставляла меня пересматривать его раз пять. Лично мне нравился Олаф.
– Только не холодная, – отозвалась я.
– И её голова определённо меньше, – продолжила Джейн, на что у Молли нашлось возражение.
– Спасибо, – одними губами произнесла Синтия, глядя на моё отражение, пока Пупс и Джейн о чем-то шутливо спорили. Я пожала плечами, глядя на то, как чудесно она выглядела в этом платье.
– Я никогда раньше не носила ничего подобного.
– Тебе стоило бы, – ответила я, – ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видела. Я серьёзно.
Она снова улыбнулась комплименту, продолжая с восхищением осматривать саму себя. И тогда я поняла, что передо мной не Эльза. Передо мной была Грейс Келли.
Я сижу на кровати в твоей комнате. Как ни странно, нахожусь здесь законно, ведь зашёл через дверь, а не окно. Мы обсуждаем выпускной бал.
– Знаешь, я хотел пойти с Синтией, – говорю я, но тут же осекаюсь, – в смысле, я хотел пойти с тобой. Конечно же, я хотел пойти с тобой. Но подумал, что после всей этой истории со смертью Милитанта ей нужна будет поддержка. Да и зная тебя, я был уверен, что ты точно не захочешь участвовать в чём-то вроде выпускного бала.
– Ну, ты был прав, – ты усмехаешься, – но с тобой я бы пошла.
Я довольно улыбаюсь.
– Серьёзно?
– Да… Но если ты решишь официально пригласить Синтию, то это не значит, что ты не сможешь пригласить меня потанцевать. Раза два, а может, три, – ты придвигаешься ближе, и я чувствую запах твоих волос. Что-то свежее, еле уловимое.
– Или даже четыре, – продолжаю я, сдерживая улыбку. – Ты действительно не будешь против, если я пойду с ней?
– Нет. Я тебе доверяю.
Ты ложишься на кровать, и я укладываюсь рядом, глядя в твои чудесные глаза. Сегодня они ярко-янтарные. Когда луч солнца падает тебе на лицо, правый глаз становится светлее, почти что жёлтым, а второй на его фоне смотрится намного темнее и чуть зеленее. Это зрелище поистине завораживает, словно прямо здесь и сейчас совершается волшебство.
– У тебя очень красивые глаза, Флоренс Вёрстайл, – говорю я тихо, глядя прямо в них, – самые красивые, что я видел. Лучше, чем у кого бы то ни было. А всё потому, что они умные, мудрые и тёплые.
– Когда ты смотришь на меня так, как сейчас, то становится почти что страшно, – с иронией признаёшься ты.