Духовная традиция восточного христианства

Итак, это различение имеет уже долгую историю в тот момент, когда Евагрий заимствует его, чтобы придать ему точное техническое значение, которое после него стало классическим в византийской духовной литературе: «Христианство — это учение Христа, нашего Спасителя, которое включает в себя делание, созерцание природы и богословствование» (έκ πρακτικής και φυσικής και θεολογικής)[479].

Два последних вместе образуют gnostik4, так что эта троичная схема может быть сведена к двум терминам πράξις — γνώσις (практические главы: τα πρακτικά и гностические: τά γνωστικά)[480], что восходит к древнему разделению: πράξις — θεωρία[481]. В X веке Симеон Новый Богослов составляет Практические и богословские главы[482]; «богословие» есть выражение гнозиса (или theoria), physike — его первая ступень[483].

Значение ступеней в духовной жизни

Эта идея целиком заимствована из Библии: Слово Божие, Закон, Пророки, времена, которые исполняются[484]. Ни один из периодов не является окончательным. Никогда не позволяя себе и малейшей снисходительности по отношению к достигнутому совершенству, аскеты повторяют, что они всего лишь новоначальные[485]. Совершенствование, άτέλεστος, безбрежно[486]. Итак, следует непрестанно восходить по лествичным ступеням к Богу[487].

И в этом восхождении следует избегать двух опасностей: 1) поставить себя на высшую ступень, не пройдя предварительные ступени (например, искать theoria минуя praxis)[488]; 2) считать себя освобожденным от низших ступеней, потому что практикуешь высшие; первые не отменены, но скорее содержатся во вторых, кроме того, динамизм духовной жизни содержит постоянное восхождение ввысь, которое всегда восходит к исходной точке[489].

Сама вершина мистической жизни состоит в непрерывном восхождении. Для Григория Нисского душа, которая господствует над волнениями страстей, приобретает устойчивость на скале–Христе. Но «ее стабильность для нее, как крыло»[490], она выглядит не неподвижной, но подобной спокойствию реки[491]; это «размеренное движение в стабильности», epectasis[492].

4. Сознание благодати

Непосредственный опыт духа?

Жизнь и сознание тесно связаны между собой. Но вечная жизнь — это жизнь Божественная, таинственная, сокрытая. Тогда, спрашивается, попадает ли эта жизнь в поле сознания? Составляет ли она объект наблюдения в христианском опыте?

В философии XIX и XX вв. термин «опыт» является одним из ключевых понятий[493]. В своем современном значении «опыт — это непосредственное и прямое присутствие того, что нам являет себя»[494]. Опыт, таким образом, противопоставляется способу знания, в котором видимая реальность не являет себя непосредственно сознанию, но открывается опосредованно и косвенно, через обучение и через отвлеченные идеи[495].

В области христианской жизни, как утверждает В. Лосский, «восточная традиция никогда четко не разделяла мистику и богословие, личный опыт тайны Божества и догму, утверждаемую и проповедуемую Церковью»[496]. Лишь падший дух, «ставший кантианским», всегда готов отвергнуть «в области объектов веры» (т. е. в преподаваемой доктрине) подлинный христианский опыт; это тенденция, «антигнозиса», антисвета, противящихся Святому Духу[497].

Православное суждение об учении мессалиан

Вопрос о религиозном опыте всегда вызывал споры на Востоке. Мессальяне настаивали на необходимости испытывать чувство пребывания в состоянии благодати, заходя при этом слишком далеко. Их учение было осуждено в конце IV века. Логичные в своей концепции зла, они смешивали грех с искуплением, они не учитывали или отказывались признать незаметное человеку Божественное действие и, как следствие, отвергали действенность крещения, ибо оно ничего не меняет в психологии крещаемого[498].

Точка зрения ортодоксального христианства (Диадох Фотикийский, Марк Отшельник) была недвусмысленной: «Благодать таинственно вложена в глубины духа с самого момента крещения, скрывая свое присутствие от чувств»[499]. Прямой опыт присутствия Духа, таким образом, не может отождествляться со степенью обожения[500].

При рассмотрении сопряженного с этим воззрением вопроса о несомненности спасения отцы–пустынники предостерегали верующих от заблуждений, касающихся автоматического характера спасения.

Феодор Студит часто возвращался к этому в своих катехизисах[501].

Духовные чувства — «знак оживления души»[502]

Если духовные чувства и не являются единственным выражением Божественной жизни в человеке, однако, как полагает Феофан Затворник[503], они являются знаком духовного здравия. Последняя победа над грехом одержана лишь когда начинаешь испытывать чувства, противоположные искушениям, когда не вкушают ничего, кроме Божественного.