Духовная традиция восточного христианства

Как и филаутия, самоволие, θέλημα ίδιον, плотская воля, τό θέλημα σαρκικόν, κακόν, πονηρόν, ιδία σύνεσις, ιδία καρδία… — это желание, противное истинной природе человека[1908]. Немногие авторы в истории христианской духовности с такой настойчивостью говорили об опасности самоволия, как Дорофей Газский[1909]. Он настаивает на необходимости «сокрушить эту бронзовую стену между человеком и Богом», «скалу отторжения»[1910], и дает ее описание. Самоволие не есть, собственно, качество или действие воли и, вообще говоря, не волевой акт, противостоящий вожделению, как это выглядит у Климента Александрийского[1911]. Самоволие — это страстное движение, следующее за помыслом, дурным помышлением. Это склонность, προσπάθεια, желание, возникающее незамедлительно за образным представлением[1912].

К самоволию, перводвигателю, присоединяется δικαίωμα — стремление подыскать себе оправдание (слав.: «непщевание вины о гресе»). Вместо того чтобы пресечь тяготение (к дурному), вызванное помыслом, тот, кто «исполняет собственную волю», самовольный, отыскивает подтверждение в каком‑нибудь стихе Писания или в отеческом изречении, чтобы представить самому себе дело так, будто он на верном пути. Здесь самооправданию, δικαίωμα, начинает сопутствовать μονοτονία, настойчивость, упорство[1913]. «Если убеждение в (своей) правоте приходит на подмогу воле (своеволию), худо кончит этот человек»[1914].

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ СТРАСТЕЙ

1. «Недуги души»

Философские теории о природе страстей

В классическом греческом языке слово Я(Х0О<; (от глагола яаа%со, «страдать»), с одной стороны, означает несчастный случай, недуг, а с другой стороны, переживание, расположение духа, хорошее или дурное, инстинктивный импульс, страсть и, наконец, перемену, преображение[1915].

Представление Платона о страстях связано с идеей о трех началах душиг с которыми связаны соответственно способность рационального мышления (λογίστικόν), способность испытывать гнев и страх (θυμικόν, θυμός), способность испытывать страстные желания (έπιθυμητικόν, επιθυμία). Две последних говорят о соединении падшего разума с телом, возникают случайно и образуют «страстную часть» души (το παθητικό ν μέρος της ψυχής)[1916].

В воззрениях стоиков добродетельная жизнь состояла в борьбе свободного разума со страстями, недугами души[1917]. В сущности их четыре: удовольствие (ηδονή) и. скорбь (λύπη) по отношению к настоящему; желание (Επιθυμία) и страх (φόβος) по отношению к будущему[1918]. Их чередование было причиной взлетов и падений разума, моментов напряжения и ослабления[1919]. Даже страсти, вызывающие наше почтение, например милосердие, считались у стоиков запретными как безрассудство. Быть философом (λογικός) означало быть свободным от страстей (απαθής)[1920].

Западные схоласты, напротив, проводили различие между метафизическим содержанием страстей (восприимчивость)[1921] и психологическим (инстинктивное желание, вожделение, гнев). С нравственной точки зрения, страсть сама по себе не является ни добрым, ни дурным началом, лишь употребление ее во благо делает ее добродетельной, грех обращает ее во зло[1922]. Страсть не обязательно всегда противостоит разуму; она может возникнуть вполне преднамеренно[1923].

Представление восточных христианских писателей

С точки зрения восточных отцов, страсти не могут быть ни благими, ни безотносительными. Душа по своей природе изначально есть образ Бога. Вследствие грехопадения она обрастает всевозможными страстями. Цель делания — снять с души покровы страстей (pадqh). Однако по мере употребления этого понятия христианскими писателями выявляются все новые и новые его значения, неизвестные философии Платона и стоиков. Они внесли множество тонких уточнений.

У Игнатия Антиохийского слово страсть относится к страданиям и смерти Христа[1924]. Однако начиная с III века труды отцов в том, что касается затронутой проблемы, свидетельствуют о глубоком и разнообразном влиянии стоицизма[1925]. Климент Александрийский выделял четыре классических страсти: удовольствие, вожделение, печаль и страх[1926]. Подобно стоикам, отцы называли страсти «недугами души»[1927], противопоставляя их добродетелям. «Повелителями страстей» являются бесы[1928]. Существует теснейшая связь между грехом и страстями. Феофан Затворник, преданный почитатель творений отцов, дал следующее определение: «Греховность, иначе говоря склонность ко греху, страсть состоит в непрестанном желании согрешать известным образом или в любови к каким‑нибудь греховным поступкам или предметам. (Так, например, рассеянность есть постоянное желание развлечений или любовь к ним)»[1929].