Духовная традиция восточного христианства

Тем не менее определенные следы стоического термина сохранились даже после Климента. В Житии св. Антония использовано слово–синоним[1965] αταραξία (спокойствие), вероятно, по той же самой причине Василий Великий всегда предпочитал употреблять синонимичные понятия, прилагая apatheia только к Богу[1966].

Евагрий: Бесстрастие уподобляет человека ангелам

Евагрий является первым после Климента наставником в том, что касается apatheia, он ввел это слово в монашескую литературу и установил системные отношения между бесстрастием, милосердием и гнозисом. У бесстрастия есть «дочь по имени милосердие», и она — «врата познания»[1967]. Apatheia делает человека более подобным ангелам, чем Богу. Можно сказать больше: когда человек достигает абсолютного бесстрастия, он становится ангелом[1968].

Любопытно заметить, как Кассиан, который обычно сохранял характерные понятия греческой философии из лексикона Евагрия, никогда не использовал понятие apatheia или соответствующий латинский термин impassibilitas, а прибегал к синонимическим выражениям типа puritas mentis и tranquillitas mentis[1969].

Мессалиане

Согласно учению мессалиан, бесстрастие можно определить как состояние души, когда в ней отсутствуют беспокойство, удовольствия и чувственные ощущения. Liber Graduum комментирует это следующим образом: «Когда мы взойдем на эти ступени и уничтожим грех и его плоды в нашем сердце, мы наполнимся Духом Утешителя нашего: Господь будет жить в нас совершенно, и мы будем свободно вкушать от древа жизни, от которого лишились за непослушание заповеди»[1970]. Итак, для мессалиан присутствие Духа исключает любую возможность греха, а слова apatheia, «совершенство», «безгрешность» совершенно тождественны[1971].

Иероним, как и многие другие, заблуждался, ставя в один ряд Оригена, Евагрия и мессалиан[1972]. Именно для того, чтобы возразить последним, словам πάθος и άπάθεια стали приписывать морально–нравственное содержание. Термин apatheia стал совершенно православным.

Apatheia не состоит в отсутствии страдания или чувствительности

Радость ап. Павла состояла «в страданиях», в способности «восполнить недостаток в плоти своей «скорбей Христовых» (Кол 1, 24). Человек, как существо телесное, страдает в силу своей природной чувствительности. Действительно, вслед за Филоном Климент Александрийский и Ориген говорили[1973] о полном устранении той части души, которая связана с гневом и вожделением, и необходимости «совершенно устранить страстную часть души посредством разума (εκτεμειν λδγω τό παθητικόν τής ψυχής)[1974]. Однако существует определенная непоследовательность в этих высказываниях. Каким образом они согласуются с милосердием и состраданием к ближнему?[1975]

Евагрий справедливо полагал, что apatheia не подразумевает устранения начал души, с которыми связана способность испытывать гнев и (θυμός), и страстные желания (επιθυμία), но что она очищает их; именно поэтому praktike называется «духовным средством очищения страстной части души»[1976], позволяет поступать согласно с ее собственной природой: пламенеть желанием, но желать при этом добродетель, и возгораться гневом, но в единоборстве с бесами[1977].

Нет ничего предосудительного в этих порывах чувства как таковых. Григорий Нисский, для которого целомудрие безбрачной жизни состоит в жизни ангельской, «бесплотной», между тем допускал, что подсознательный eros, соединяющий тела под воздействием взаимного физического влечения, является символом непреодолимого притяжения, которое заставляет душу устремляться к Богу посредством «бесстрастной страсти» (πάθος απαθές)[1978].

И несмотря на этимологическую близость, «бесстрастие» и «бесчувственность» диаметрально противоположны.

Apatheia не состоит в простом отсутствии отягченных страстями помыслов

Дурные помыслы присутствуют в уме, то есть посещают наш разум; они не зависят от нас. «Все эти помыслы, — говорит Евагрий, — беспокоят они или нет нашу душу, не зависят от нас, но от нас зависит, задержатся они в нас или нет, приведут ли они в движение наши страсти или нет»[1979]. Понятие Kiveiv, возникшее у стоиков, характерно для психологического словаря Евагрия, где оно означает беспорядочное κίνησις души[1980].

Apatheia как внутренняя сила, способная противостоять страстям

У Исаака Сирина мы находим следующее примечательное определение бесстрастия: «Что есть человеческое бесстрастие? Оно состоит не в отсутствии способности переживать страсти, а в непривечании их (оυ τό μή αισθηθήναι… άλλα το μή δέξασθαι

χα πάθη)[1981]. Или, согласно известному выражению Максима Исповедника, во внутренней свободе, способствующей разделению страстей и представлений[1982]. На уровне подвижничества эта свобода часто проявляется в умении проложить «царский путь» между двумя противоположными страстями, чтобы, как выражался Григорий Нисский, «придерживаться золотой середины бесстрастия» (έπΐ τού μέσου της άπαθείας)[1983].