Как только ППК отключены, мы можем приземлиться без происшествий. Когда самолет останавливается на земле, инструктор, который держит руку у меня за спиной, перекатывает меня вперед и убеждается в безопасности ранца, прежде чем позволить мне покинуть самолет. Отстойно было бы пройти через все это, чтобы потом мой ранец открылся на взлетке и потянул меня под вращающийся пропеллер. Не знаю, могло ли такое на самом деле произойти, но у меня слишком хорошее настроение, чтобы выяснять это. На земле никто еще не знает о происшествии, потому что прыгнувшие парашютисты еще только начали приземляться, да и то не в расчетной точке, поскольку трудно ожидать идеального приземления после ситуации, в которой произошел прыжок. Разумеется, люди на земле быстро поняли, что что-то не так, когда самолет приземлился с парашютистами на борту.
Я вышел из самолета и побрел по траве подальше от него и приближающихся людей. Мне не хотелось говорить. Не хотелось испортить этот чудесный момент. Можно всю оставшуюся жизнь прыгать с парашютом и больше никогда не испытать настолько мощного и возбуждающего опыта. Я все еще впитываю это чудо и не хочу тратить время на болтовню о нем. Я роняю ранец, отхожу от него в сторону, поднимаю руки и позволяю волнам благодарности течь через меня. Как же чудесен этот гребаный мир. Как же чудесна эта гребаная жизнь.
Я убираю свой ранец, который все равно нужно укладывать заново, и ухожу прогуляться. Ныряю в близлежащий лесок, нахожу тропинку и просто бреду по ней, заново проигрывая свои переживания и кайфуя от приятного возбуждения. Через полчаса я возвращаюсь в большой ангар и понимаю, что все приписали мое желание побыть в одиночестве моему потрясению. Вся эта история уже начинает превращаться в местную легенду, и мои приятели по прыжкам быстро понимают, что я в полном порядке и не против обсудить происшествие. В итоге в этот день я пересказал события раз шесть. История оказалась даже выгодной для меня, поскольку владелец аэроклуба чувствовал себя настолько неловко, что внес меня в расписание на каждый второй прыжок до конца дня. К тому времени, когда наступили сумерки и самолет закатили обратно в ангар, я шесть раз поднимался в небо и пять раз опускался под куполом парашюта — больше прыжков в один день я еще не совершал. Кроме прочего, не понимая, что я с удовольствием приплатил бы за такой день, как этот, они не взяли с меня ни цента.
Во всех аэроклубах, которые мне известны, есть место для разжигания костра. Уже вторую ночь подряд я обнаруживаю себя сидящим у костра и счастливо всматривающимся в огонь, но на этот раз с совершенно другими людьми и в совершенно другой роли. Я пью светлое пиво, курю дешевые сигары и увлеченно слушаю сумасбродные истории о приключениях, мужестве и трагедиях. Это особая порода людей, и я считаю за честь сидеть среди них.
* * *
Ладно, это был час потехи. А теперь вернемся к просветлению.
(29) Слои
Концепции в лучшем случае служат для отрицания других концепций, как с помощью одного шипа извлекают другой шип, а потом выбрасывают. Слова и язык имеют дело с одними лишь концепциями и не могут приблизить к Реальности.
Я вернулся домой около восьми вечера и отправился прямиком наверх, чтобы на полчаса расслабиться в ванной. Может показаться, что парашютный спорт не требует значительных физических усилий, тем более что за весь день на свободный полет или спуск под куполом ушло в общей сложности минут двадцать, но к концу дня, проведенного на аэродроме, я чувствую себя так, словно восемь часов копал траншеи. Небольшое, но постоянное напряжение, жара и солнце, неудобная поза на коленях при укладке парашюта, судорожные 15-20 минут барахтанья внутри самолета, внезапная потеря скорости, когда купол вцепляется в воздух, и не такие уж мягкие посадки — все это дает о себе знать.
Ванна представляет собой джакузи с гидромассажем, а комната оборудована стереосистемой, так что я могу послушать расслабляющую музыку, пока нежусь в горячей бурлящей воде. Через некоторое время я отключаю гидромассаж, но оставляю включенной подачу горячей воды и погружаюсь в самую сладкую в моей жизни дремоту.