Духовные беседы

Когда нам приходится говорить о Боге — о Боге вечном и прежде всех веков, — всякое наше слово как бы не достигает поставленной перед нами цели. Здесь (в монастыре) мы живем и несем все трудности этой жизни с тем, чтобы достигнуть Божественную вечность.

Более семидесяти лет тому назад, будучи еще неразумным, я переживал посещение свыше. Это был особый дар Божий — смертной памяти. При смертной памяти характерно то, что всякая вещь или переживание обесценивается, если оно умирает. Всякое страдание человека — и наше, и наших братьев и сестер — теряет всякую ценность, если все будет поглощено смертью. И это так ясно! С такой силою это действует на душу, что действительно живешь отсутствие смысла жизни из-за смерти. Если все должно нестись в какую-то бездну забвения, то зачем страдать? — И так мне пришлось жить много лет. Я не боролся постоянно, а только иногда, против этой благодати, которая как бы «мешала» мне жить. Она обесценивала всякий мой труд в области искусства, она обесценивала все мои отношения с людьми, потому что эти отношения умирают, исчезают. И тогда это было так ярко: все, что не живет вечно, не имеет ценности!

Однако Христос и все Откровение Нового Завета говорит нам главным образом о вечности и о путях к ней. Нам, сотворенным из ничто, трудно мыслить о вечном. Но мы встречаемся с этой вечностью, потому что мы живем в Церкви, а Церковь есть приготовление к вечности. Почему? — Потому что есть пророчества и предсказания о нашем времени, высказанные две тысячи лет тому назад, что так будет. Значит, все наше «бывание» совершается по какому-то уже готовому плану, по какой-то программе. И в этих предсказаниях много сроков, исполнение которых отмечено историей. Значит, есть вечное. Если молитва к Богу, к Божией Матери и ко святым находит свой отклик, от них исходящий, то ясно, что они живут. Но как живут, мы сейчас не можем понять.

Когда я был терзаем смертной памятью, тогда мне приходили мысли о вечности: как мыслить вечность? Как какое-то постепенное движение, которое никогда не кончается? Так мыслят многие, даже богословы. Они говорят о нашем вечном спасении как о непрестанном восхождении к Богу — Беспредельному, Бесконечному. Но не так говорит Священное Писание. Писание говорит, что есть возможность перехода от измерений временных к вечности (понятие «измерение» уже неприложимо к вечности). И когда мы называем Того, Кто от века и прежде всех веков, — «Отче наш», это не остается без ответа. И если кому-то дано жить эти слова: «Отче наш», если ощущать, что мы дети вечного Отца, тот понимает, что мы не можем каждый раз не переживать этот «удар» вечности по нашему бытию.

В то время, когда я был еще под действием смертной памяти, у меня были наивные попытки писать о вечности. И вот я хочу прочитать вам этот наивный мой ход мысли о вечном:

«Во Христе мы имеем носителя предельных страданий и также высочайшей святости и блаженства. И в этом отличительная черта христианства. В сердце верующего сожительствуют наше тварное начало с нетварной силой Бога, наше повседневное истощание и могущество, уничижение и слава, время и вечность, боль и радость в предельном для естества нашего напряжении». [59] Это написано было в состоянии, полном энергии, которое далеко отстоит от уныния, когда ни о чем не хочется думать. «Вечность я представляю себе как непротяженный акт неописуемо богатого содержания Бытия в никогда не умаляемой полноте. Вечность — преизбыток жизни. То, что мы воспринимаем здесь как страдание и даже умирание, в Царстве Божием явится самоистощающеюся любовью — любовью совершенною, не обращающеюся на себя, любовью, объемлющей весь мир, и Бога, и Собор святых. Любовь, торжествующая видеть все сие как ее богатство: она живет как свою радость — видеть других в славе, „сияющими, как солнце“» (Мф. 13:43). [60]

И об этой вечности мы получили откровение, которое говорит, что «Бог есть Любовь» (см. 1 Ин. 4:8). В нашей земной жизни любовь является самым драгоценным счастьем и блаженством. А «Божией любви свойственна ненасытимость». [61] Много раз я встречал мысль о том, что если любовь насытима, то будет момент пресыщения. Но в том-то и дело, что любви Божией свойственна ненасытимость, что исключает пресыщение. И ненасытимость указывает на то, что это предельное напряжение не ослабляется ни на одно мгновение. «В любви Божией нет и не может быть пресыщения. Нет места и снижению или каким бы то ни было колебаниям в энергии жизни непреложной. И именно сия непреложность есть существо блаженства. И на Земле мука наша не в том, что мы болеем или сострадаем, но в том, что мы умираем от этих проявлений любви.