Духовный символизм Ф. М. Достоевского

О том же, но уже в отношении принципов летописания пишет Д. С. Лихачев: «…летописец не потому не устанавливает между отдельными записываемыми им историческими событиями прагматической связи, что он якобы ее не замечает, а потому, что его собственная точка зрения поднимается над ней. Летописец стремится видеть события с высоты их «вечного», а не реального смысла. Часто отсутствие мотивировок, попыток установить причинно-следственную связь событий, отказ от реальных объяснений событий подчеркивает высшую предопределенность хода истории, ее «вечный» смысл. Летописец – визионер высших связей» [Лихачев, 1979, 258]. «Капризная прерывистость, неполнота деловых объяснений подчеркивает сознание того, что жизнь управляется более глубокими, потусторонними силами. Многое может представиться читателю летописи бессмысленным, суетным, «пустяковым». Это и есть цель летописца. Он показывает «суетность» истории» [Лихачев, 1979, 259].

Сравним с летописными принципами принципы хроники в «Бесах», как они даны в ПМ к роману. Хроникер утверждает, что предметом его внимания будут не подробности быта и истории городка, а событие, которое кажется излишним, но, на самом деле, оно находится в самой тесной связи с сердцевиной событий: «Я не описываю города, обстановки, быта, людей должностей, отношений и любопытных колебаниях в этих отношениях собственно частной губернской жизни нашего города как следствие древних, всегдашних порядков быта, под которыми сложился город, так и вследствие новых возмущений этих порядков преобразованиями последних времен. Заниматься собственно картиною нашего уголка мне и некогда. Я считаю себя хроникером одного частного любопытного события, происшедшего у нас вдруг, неожиданного в последнее время и обдавшего всех нас удивлением. Как бы оно ни казалось излишним, и праздным, и многословным, а в сущности оно в тесной связи с самой сердцевиной событий. Так всегда в действительности. Вещь неподозреваемая, вещь пустяковая – вдруг становится главной вещью, а прочее только вертится около него, как второстепенное и придаточное» (11; 240–241).

В «Дневнике писателя» за 1877 год в главке «Никогда Россия не была столь могущественною, как теперь, – решение не дипломатическое» Достоевский полемизирует с прагматическим видением истории, принятым в дипломатии и указывает на странные другие силы: «И хоть и бесспорно, что все мировые вопросы, с точки зрения дипломатического, а стало быть и здравого смысла, всегда объясняются не более как тем, что таким-то вот державам захотелось расширения границ, или лично чего-то захотелось такому-то храброму генералу, или не понравилось что-нибудь какой-нибудь знатной даме и проч. и проч. (пусть, это бесспорно, я это уж уступлю, ибо здесь премудрость), – но все-таки не бывает ли в известный момент, даже вот и при этих-то самых реальных причинах и их объяснениях, такой точки в ходе дел, такого фазиса, когда появляются вдруг какие-то странные другие силы, положим и непонятные и загадочные, но которые овладевают все разом в совокупности и влекут неотразимо, слепо, вроде как бы под гору, а пожалуй, так и в бездну?» (25; 147) А немного ниже, анализируя роль Германии на мировой арене, писатель замечает: «Миром управляет Бог и законы Его…» (25; 166)