Узелок наконец получился, Дуня на мгновение замерла, а потом почувствовала прикосновение. То самое – желанное. Пальцы встретились с пальцами и начали свое собственное молчаливое общение. И на несколько секунд закрыть глаза. Чтобы все вокруг исчезло – чужой город, торговый центр, кофейня, чтобы рядом только он. И испытать стремительный проезд по американским горкам, когда сначала стрелой вверх, а потом резко вниз, и внутри все замирает, а в голове туман…
и сплетенные пальцы, и его большой тихонько гладит ее запястье.
Дуня открыла глаза. Произнесла тихо:
– Я тебя люблю.
Он долго молчал, может, не расслышал, а потом вдруг перегнулся через стол, коротко поцеловал в губы и сказал:
– Пошли.
Но быстро уйти не получилось, потому что Дуня никак не попадала в рукава плаща, и Ивану пришлось помогать ей, а потом он снова тащил ее куда-то за руку и, уже стоя на ступенях эскалатора, съезжавшего вниз, объяснял:
– Я живу в гостинице. Мы сейчас поедем туда. Нам надо нормально… поговорить. Где твоя машина? На какой парковке?
– Перед торговым центром.
Он кивнул головой.
Коко приветственно подмигнула фарами, когда Дуняша нажала на кнопку замка. Но на этом везение закончилось. Туман в голове не проходил, и почему-то никак не получалось попасть в замок зажигания, потом ключ и вовсе выпал из рук, Дуня наклонилась, чтобы поднять его, и стукнулась затылком о руль.
– Прости, – пробормотала, – я сейчас. – Она откинулась головой на спинку сиденья и закрыла глаза. Необходимо успокоиться. Надо что-то делать с нервами.
– Вылезай из-за руля и отдай мне ключи. Я поведу, – послышалось справа.
Дуня повернула голову:
– А ты умеешь?
– У меня даже права есть. И даже с собой. Езжу не так часто, как ты, но, думаю, справлюсь. Так что слазь, – и добавил: – Кончилась ваша царская власть.
Точно так же, как тогда, когда права забрал. А теперь претендует и на машину. Дуня вдруг улыбнулась.
– Ладно, – сказала, открывая дверь, – посмотрим, на что способны автостопщики.
Они поменялись местами, он, как настоящий Дон Кихот, закрыл за ней дверь, и на какое-то время возвратилось то – забытое, озорное, что было между ними в теперь уже далеком мае.
Ваня сел на водительское место, легко повернул ключ, машина тут же отозвалась. Только он почему-то медлил – смотрел на приборную панель. Пристально. Словно что-то там увидел. Что не так? Бензобак заполнен на треть, все должно быть в порядке. А потом Ваня спросил, и голос его прозвучал глухо:
– Ты там… в кафе… не пошутила?
Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, о чем он говорит.
– Нет.
– Повтори еще раз.
– Я тебя люблю.
Его губы были теплыми и нежными, они пахли кофе и снова оставляли на коже искры, снова кружили голову. И Дуня ответила, потянулась, обняла руками его лицо. Наконец-то – дотронулась. Гладила скулы, запутывалась в волосах, подставляла губы, ловила между прикосновениями его:
– Люблю… люблю… люблю…
Растворялась в происходящем и не сразу поняла, что поцелуй закончился. И словно сквозь вату ощутила, а потом и услышала – резкое движение машины, какой-то звук, Ванино: «Черт! Это же задняя!» А потом снова резкое движение машины, но уже вперед. Перед глазами мелькнули стекла торгового центра, и машина выехала с парковки.
День повернул к вечеру. Снова начался дождь. На остановках под разноцветными зонтами толпились люди в ожидании автобусов и маршруток, заполненные дороги говорили о том, что начался час пик. Дуня сидела на непривычном для нее месте и наблюдала, как, несмотря на небольшое недопонимание в самом начале, послушно вела себя Коко. Оказалось, что Ваня уверенно управляет машиной, знает дорогу, вовремя перестраивается в нужный ряд.
И перед гостиницей припарковался просто профессионально.
В его ладонь привычно легла ее рука. Так же привычно, как до этого он тащил ее за эту руку по торговому центру.
Щелкнул автомобильный замок, и они двинулись к дверям небольшой частной гостиницы, которая служила Ивану домом в последний месяц. Дульсинея шла за Тобольцевым послушно. Собственного волеизъявления проявляла не больше, чем чемодан. Этакий чемодан без ручки. После сказанных слов – в кафе и в машине – Иван бы и сам не отказался от роли чемодана. Потому что голова соображала с трудом. Но кому-то из двух чемоданов надо думать.
– Паспорт! – ему было сейчас совершенно невозможно говорить длинно. И вся надежда на то, что один чемодан другого поймет.
Слегка похлопав глазами, Дуня выудила из сумочки паспорт. И покорно молчала – хвала ей! – все то время, пока Иван не очень внятно объяснялся на ресепшене и вписывал госпожу Лопухину в свой номер.
В номере чисто. Даже стерильно. Ни гордости, ни воодушевления этим фактом. Просто констатация. А Дуня все в той же роли чемодана без ручки. Видимо, уставшего и измученного чемодана. И поэтому других слов не может быть. Кроме этих – после закрывшейся за ними двери: