Он не случайно сделал карьеру мирового уровня. Видеть его на поле – в те редкие дни, когда это происходило в его последний год, было зрелищем удивительного благородства, истинная красота, у которой нужно учиться и учиться. Несколько страниц, пара взглядов – и ты получал урок. Он впал в детство ближе к сорока и плакал как ребенок как минимум однажды. Не сдерживаясь, при всех. В его предпоследний выход в качестве футболиста «Ювентуса», после матча на «Ювентус Стадиум» против «Аталанты», он не смог сдержать всех тех чувств, которые его мучили и которые до поры до времени ему удавалось сдерживать. Его эго, его желание быть, чувствовать себя черно-белым. В раздевалке он плакал, и мы тоже – за него, ради него. Так мы прощались с ним, прежде чем он улетел в Сидней. Он начал играть снова на другом конце планеты, продолжать и снова быть там. В Италии, в Европе он был бы слишком близко к своему родному дому и чувствовал бы сильнейшую ностальгию, почти физическое притяжение. С одного полюса на другой.
Из-за моей болезненной привязанности к национальной сборной говорят, что я «общий футболист», и, бывает, мне аплодируют даже на стадионах наших врагов. Дель Пьеро пошел еще дальше, он также часто оказывался на пьедестале игроков других команд, просто потому что никогда не менял цвет. Его узнавали по этой верности, по долгому супружеству без расставаний, по тому, что он – нечто большее, чем простой игрок в футбол, хотя и один из самых сильных в истории.
Это настоящее чудо, счастье быть частью определенного клуба, того, в котором снова начались победы, и «Ювентус» снова стали ненавидеть. Часто спортивное соперничество переходит в ненависть берсерков, в глубочайшее игнорирование друг друга вплоть до потери цивилизованности. За границей мы часто видим команды, которые на собственном автобусе приезжают на стадион, проходят между двумя крыльями толпы, и дети счастливы, радуются, и они тоже. Толпу болельщиков там практически никогда не отгораживает пуленепробиваемое стекло. В Италии матчи превращаются в кошмар, путь от гостиницы до стадиона становится целой военной операцией. Мне надоели эти эскорты, полицейские машины, кортеж которых сопровождает нас с сиренами и мигалками. Им надо заниматься более серьезными вещами, а они вынуждены думать о нас. Комиссары, которые борются против мафии, заслуживают таких ангелов-хранителей, а футболисты могли бы обойтись и без них. Но это в лучшем мире, в котором нет серии А. Мы просто боимся попасть в эту толпу с дымовыми шашками, слезоточивым газом, палками, камнями, булыжниками и осколками… Иногда мы во все это попадали.
В Неаполе, на второй год моего пребывания в «Ювентусе», я всерьез боялся, что все плохо кончится. Мне редко доводилось попадать в ад из людей. Сотни людей ждали нас за дверями отеля, они кидались на нас с момента, как мы выходили, чтобы войти в автобус (и некоторым это удавалось), оторвать нам яйца (и это тоже почти удалось), а потом ситуация стала еще хуже. Чем ближе мы подъезжали к Сан-Паоло, тем больше предметов бросали в наш автобус, мы попали под обстрел по-ювентусовски. Кто-то из нас лег в коридоре, когда кирпич попал в стекло около места, где сидел Асамоа. К счастью, осколки стекла упали наружу, иначе случилась бы трагедия. Настала полнейшая тишина, мы поняли, что едем не просто так, что мы рискуем заплатить за этот матч жизнью. И это лишило меня сна.
Кто может мне дать гарантию, что вместо кирпича кто-нибудь не решит вытащить пистолет? Как контролировать тысячи сумасшедших на улицах, чья единственная цель – сделать нам больно. Кто готов поспорить, что среди этих сумасшедших нет одного полностью чокнутого? Когда мы выезжаем из Турина, с нами едут охранники и агенты спецслужб, но хватит ли этого? Это ужасные мысли, но я не могу сказать, что полностью смог избавиться от них. И говорить о них нужно, чтобы люди понимали, что значит наша верность команде. На Севере, в Центре, на Юге – везде, где ошибается географическое положение.
Во время матчей «Ювентуса» нас, словно банду Бассотти, называют ворами, это обвинение из недавнего прошлого, когда команда была в серии Б, серьезнейшее обвинение, о котором все пытаются забыть. Так удобнее. «Быть против» – это особая итальянская специфика, первое дело – обидеть противника, а потом уже – начать поддерживать свою команду.
Исключая те города, в которых помнят, что я еще и центральный игрок национальной сборной, и в зависимости от того, где мы играли, я был куском дерьма, сукиным сыном, за каждое свое движение я должен был заплатить жизнью. Насилие все ближе и ближе. Вот-вот выйдет из берегов.
Практически все стадионы Италии считаются зоной «ультрас», где они делают и говорят все, что придет им в голову. Если я остановлю посреди улицы человека и назову его козлом, то меня как минимум оштрафуют, но на трибуне это делают тысячи человек, и ничего не происходит.