Думские весталки

Неужели ужъ такъ-таки и никто, и никогда не говоритъ y насъ двушк, что бракъ есть дло серьезное, что надо взвсить, какія принимаешь на себя обязанности? готовясь быть женою и матерью, что лишь съ великою осторожностью надо давать клятву предъ алтаремъ и т. д.? Журналистка слишкомъ дурно думаетъ о русскихъ людяхъ, предполагая, что они скрываютъ отъ своихъ женщинъ столь элементарныя истаны. Да, позвольте, даже я, преступный авторъ «Анны Дэмби», я, осужденный на жертву громамъ синайскимъ, – и какъ разъ въ инкриминируемомъ фельетон – говорилъ своей собесдниц: «взвсь обязанности, принимаемыя тобою въ замужеств, и, если он теб не по душ и не по силамъ, откажись отъ этого брака, – иначе ты будешь несчастна! не иди въ среду, которая теб антипатична, – иначе ты въ ней задохнешься, погрязнешь и пропадешь безъ пользы для себя и для другихъ! помни, что выходятъ замужъ не на одинъ день, и насильственно связать себя съ нелюбимымъ человкомъ вчною клятвою – трудъ, непосильный для совсти чуткой, для души, „изъ тонкихъ парфюмовъ сотканной“; помни, что бракъ безъ любви, „по взаимному неуваженію“, никогда не даетъ счастья и дать не можетъ, потому что онъ представляетъ собою лишь сдлку о купл и продаж красиваго тла, пригоднаго для производства дтей и украшенія гостиной!» Если сказать все это, не значитъ напомнить русской двушк, что бракъ – дло серьезное, то я не знаю русскаго языка, и начну думать, что мы съ журналисткою пишемъ на двухъ разныхъ нарчіяхъ… A разъ все это сказано, то странно навязывать мн дикое утвержденіе, будто всякій бракъ есть грязь и пошлость. Я предостерегаю: не обращайте брака въ помойную яму! A на меня киваютъ: смотрите! слушайте! онъ хочетъ уврить насъ, что бракъ – помои. Бокль отмтилъ когда-то, что одинъ изъ коренныхъ недостатковъ женскаго ума – склонность къ быстрымъ обобщеніямъ, основаннымъ на поверхностныхъ и случайныхъ признакахъ. Производство меня въ отрицатели брака – плодъ совершенно женскаго обобщенія. Нтъ, я охраняю чистоту и значеніе брака, когда говорю о немъ, какъ о союз двухъ равноправныхъ и равнообязанныхъ существъ, a не бросаю въ него грязью. А, чтобы об стороны союза явились равноправными и равнообязанными, надо имъ, раньше брака, взвсить свои чувства и отношенія на великихъ всахъ любви. Служеніе другъ другу есть основа счастливаго брака, a что же такое истинная любовь, какъ не готовность служенія? Гд она есть, туда мы – «развиватели», какъ иронизируетъ журналистка, – и не обратимъ своихъ совтовъ, чмъ наполнить тоскливую, пустопорожнюю жизнь: тамъ жизнь полна сама по себ, и оттуда мы жалобъ не слышимъ и совтовъ нашихъ тамъ не спрашиваютъ. A вотъ изъ области брака, построеннаго лишь на половыхъ и кормежныхъ отношеніяхъ, только и слышишь, что проклятія и ламентаціи, только и видишь, что драмы, драмы, драмы. И мужчины виноваты больше женщинъ потому, что любятъ семью они меньше, чмъ он; a заняты въ обществ неизмримо больше, чмъ он; огромный промежутокъ между этими больше и меньше, ничмъ для женщины не заполненный, и есть корень антагонизма между двумя полами нашей интеллигенціи. A заполнить его – дло женской охоты, но мужской воли или, точне выразиться, «соизволенія». Я не могу согласиться съ журналисткою и въ слдующемъ ея предположеніи: «не суйся между врожденнымъ здравымъ смысломъ и естественными инстинктами и потребностями женщины всевозможные непрошенные развиватели и фельетонисты, ради краснаго словца не жалющіе родного отца (mersi!), то ршеніе думы показалось бы справедливымъ каждой не совсмъ испорченной женщин». Это – камешекъ въ мой огородъ, потому что именно вслдъ за этою-то тирадою и загремла Іосафатова долина! Да что же такое, по мннію журналистки, думскія школы, что невозможности служить въ нихъ должны чуть не радоваться вс не совсмъ испорченныя женщиіы? Знаменитый Грибодовскій институтъ, что ли, гд упражнялись въ разврат и невріи? Журналистка совершенно справедливо нападаетъ на сытыхъ симулянтокъ женскаго труда, играющихъ имъ съ жиру, въ ущербъ своимъ семьямъ, но длаетъ дурное и совершенно фантастическое употребленіе изъ этихъ нападокъ. По ея мннію, «въ дум кто-либо изъ отцовъ города, одаренный супругою одного изъ вышепоименованныхъ сортовъ, ршился, наконецъ, прекратить безобразіе (!) и сказать громко то, что каждый женатый мужчина думаетъ втихомолку: жена да сидитъ дома и смотритъ за хозяйствомъ!» Журналистка черезчуръ смло говоритъ за всхъ женатыхъ мужчинъ, – это разъ. Два: хорошъ отецъ города, котораго рисуетъ намъ воображеніе журналистки, въ качеств спасителя русской семьи, потрясенной зловредными фельетонистами!

– Слово предоставляется гласному Толстолобову.

– Господа! – я такъ полагаю, что все это бабье безобразіе…

– Гласный Толстолобовъ! выбирайте лучше ваши выраженія. Какое безобразіе?

– A вотъ учительницъ этихъ самыхъ… Ихъ – тово – слдоваетъ похерить.

– Почему же?

– A потому, что y меня жена негодяйка.

То есть:

Я за то тебя люблю,
Что въ середу праздникъ.

Коротко, ясно и логично.