Думские весталки

Три: я ршительно недоумваю, откуда журналистка взяла, что въ гонимой сред учительницъ изобилуютъ зловредныя симулянтки труда? Надо совсмъ отчудиться отъ русской жизни, надо совсмъ не знать быта средней русской интеллигенціи – рабочей, безъ рентъ, чтобы ршаться на подобныя обобщенія. Я зналъ, если посчитать, не одинъ десятокъ замужнихъ учительницъ, и смю утверждать, что и имъ, какъ «свободнымъ американкамъ», которыхъ примромъ колетъ журналистка глаза русскимъ женщинамъ. не приходало въ голову «бжать въ школу, оставя дтей безъ обда, или идти на службу, не пересмотрвъ, вс ли пуговки цлы на рубахахъ мужа». Пуговки – пуговками, a школа – школою. Домашнія операціи, предписываемыя журналисткою женщин къ исполненію прежде общественнаго труженичества, такъ несложны, что легко совмщаются со всякаго рода службою, и пуговки ничуть не мшаютъ ей, какъ она не мшаетъ пуговкамъ. Смю предположить, что изъ десяти мужей, чьи жены теперь лишатся права преподаванія въ думскихъ школахъ, девять предпочли бы пересматривать пуговки на своихъ рубахахъ собственными своими глазами, – только бы жены ихъ сохранили свои мста. Почему? Да потому, что журналистка жестоко и антипатично ошибается, рисуя намъ русскій женскій трудъ забавою съ жиру. A въ особенности въ столиц. Трудовыхъ брачныхъ паръ въ Петербург легіонъ; трудится съ утра до ночи мужъ, работаетъ съ утра до ночи жеиа, и только ихъ совмстный трудъ въ состояніи окупить ту каторгу, что называется столичною жизнью. И сходятся-то иной разъ не столько для любви, сколько для того, чтсбы «соединить доходы» – слишкомъ мизерные врозь, a вмст все-таки похожіе на средства къ жизни. Ну, и околачиваются. Онъ заработаетъ сто, она тридцать, сорокъ, пятьдесятъ – вотъ и вс фонды; кое-какъ хватаетъ, но вотъ въ одинъ прекрасный день приходитъ она домой и заявляетъ:

– Душенька, одинъ изъ гласныхъ заявилъ, что y него жена дрянная женщина, и это y нея отъ учительницъ, a потому меня гонятъ съ должности, и отнын мы должны жить не на полтораста, a на сто цлковыхъ.

– Господи! какъ же мы обернемся?!

– Ужъ не знаю.

– Что же ты будешь теперь длать?

– A вотъ одна журналистка рекомендуетъ пересматривать пуговки на твоихъ рубахахъ.

– Да у меня всего три рубахи: что же ты, по цлымъ днямъ; на нихъ любоваться будешь? Или прикажешь еще три купить – не для носки, a для твоего удовольствія? Такъ, матушка, изъ какихъ источниковъ? Особенно теперь, когда тебя выгнали изъ школы…

– Зато теперь я не буду бгать въ школу, оставя дтей безъ обда.

– Гмъ… кстати: на счетъ стола придется сильно сократиться; нашъ прежній обдъ намъ ужъ не по средствамъ… жаль ребятишекъ, но длать нечего.

– Мы наверстаемъ дло пищею духовною. Вспомни: вдь я уже не буду просиживать цлые дни въ школ, предоставляя своихъ дочерей надзору развратныхъ боннъ и горничныхъ.

– Матушка, ты помшалась съ горя! Какія бонны? Какія горничныя? Когда он y насъ были? Теперь теб самой въ пору идти въ бонны и въ горничныя.

– Ничего, другъ мой: утшайся тмъ, что принципъ выше всего! «Взявшись за гужъ» супружества, нельзя же вдругъ возлюбить «не дюжъ» и бросить семейную повозку, увязшую въ грязи.

– Это еще что такое?

– Изреченіе той же журналистки по адресу замужнихъ работающихъ женщинъ.

– Да когда же наша семейная повозка вязла въ грязи? И въ какой грязи?

– Не знаю. Говорятъ, вязла.

– Ты работала въ школ… если это называется вязнуть въ грязи, желаю того же всякому.

– Да нтъ, ты не понимаешь: пока я работала, таща повозку общественнаго обученія, наша семейная повозка завязла… понялъ?

– Ничего не понялъ. До сихъ поръ мы не вязли. A вотъ теперь пожалуй, что завязнемъ. Да такъ, что и не вылземъ.

– Ho, глупый! пойми, вдь это въ другомъ, высшемъ смысл, это аллегорія: я запустила безъ ухода тебя, дтей…

– Ахъ, что ты все: дти, да дти! Ну, какъ ты ихъ запустила, когда ты все свое свободное время проводишь съ ними, a когда ты занята, и они заняты, потому что ты учишь въ школ, a они учатся.

– Теб не переубдить меня. Я хочу «удовлетворять естественныя потребности женщины. Что ни говори работники полной равноправности половъ, a законовъ анатоміи и физіологіи имъ не побороть. Пока женщина должна носить, родить и кормить дтей, она все-таки останется самкою, со всми инстинктами, отличающими самокъ отъ всхъ живыхъ существъ».

– Стало быть, ты – попросту говоря – собираешься плодить ребятъ. Ну, ужъ это дудки-съ! Не по состоянію, матушка! Получай мы по-прежнему полтораста цлковыхъ, куда ни шло, можно бы рискнуть – имть еще одного… авось бы, когда-нибудь повезло на его счастье, – достукаться до двухъ радужныхъ… A теперь надяться не на что, – значитъ, не надо баловаться! Zweikindersystem – и баста!

1897.