Дуновение теплого воздуха из губ незнакомки в тени сна единорога

Пристально изучая родимый кабинет: масштабируя в сознании кучу мелочей и преобразуя их в воспоминания, как те же фарфоровые фигурки давно уже побежденных врагов, среди которых не хватало лишь одной и самой вожделенной – заклятого друга всей жизни, Платошки Ничехова, минуты на три он сладостно и бездумно завис в пустоте. И только боль в пояснице, оживившая желание зазвать массажистку, заставила зашевелиться и материализоваться обратно. Тут его взор обратился к бархатной занавеси, выписанной совсем недавно из Бергамо, которая теперь слегка колыхалась от мирного летнего ветерка. Блуждающий взгляд упал на две пары ботинок, что торчат из-под нижнего края обновки. Ботинок незнакомых, стоптанных, явно не своих, судя по тем же следам песка на мраморном полу… «Это еще что за…», – только и обронил он, едва успев изумиться страшной догадке, прежде чем выпущенный неизвестным отравленный дротик угодил ему точно в сонную артерию. Тело обмякло, медленно скатилось с кресла на пол, неслышно стукнувшись о персидский ковер. Но настоящим падением Жутина стало то, что даже последней его мыслью был корешок детства Платон: именно на него в предсмертном хрипе погрешил подумать Вадим Вадимович. Незнакомцы, выйдя из укрытия, вполне предумышленно переместили тело в шкап и жестами обозначили дальнейшие действия. Один из них, оставшись в кабинете, выделил в своем звонкофоне галочку напротив миссии «Расстрел» и, немного выждав, активировал протокол «Двойник», после чего отправил куда положено подтверждающий фотоотчет.

* * *

«Ромка, ты!? Ты, правда, приехал!»

«Во дает!» – обратилась Юлия к подружке, продолжая: «Я так надеялась, думала-гадала, а вдруг!.. но, если честно, считала, что ты просто выделываешься!» – просияла она. Джульетта была малость навеселе от бокала шампанского после долгого трудового дня и нахлынувших эмоций. «Собирайся, пошли» – сухо, хотя и с нотками радости и удивления от всего увиденного, отвечал Рома. Уж сколько раз он видывал в различных синема, как герои в схожих ситуациях начинают непозволительно медлить, вести себя предельно глупо и неосмотрительно, подолгу собирать сумки или отправляться в душ. Что характерно, почти всегда это заканчивалось для них плачевно. Поэтому единственной его задачей на вечер было как можно скорее «убраться отсюда».

– Как пошли? Да давай посидим еще, мы тут с Машкой как раз о тебе говорили. Не-не, не как в той присказке. Машунь, познакомься – это Ромео, «Незнайка», тот самый!

– Очень приятно – с хрипотцой поздоровалась Шурупова, – присматриваясь к ночному визитеру и также плохо скрывая смятение.

– Взаимно.

Установилось неустойчивое молчание.

– Юль, ты, кажется, не понимаешь: там на материке какая-то кутерьма, нам нужно как можно скорее отваливать отсюдова.

– Ну… хоть присядем на дорожку?

– К черту суеверия, пора деру давать, а то мало ли что.

– Кутерьма… говоришь. – задумчиво отвечала она. – Ты навещал моих?

– Да-да, все в порядке. По дороге расскажу. Все ждут тебя.

– Тогда… поехали скорей в Макондово! Маш, так, может быть, ты с нами?

Та лишь грустно покачала головой и неторопливо высказалась:

– Никак, дорогая, ты ж знаешь, что меня там совсем никто не ждет, поэтому… я остаюсь. Податься мне особо некуда, а вам я буду только мешать. А здесь… ну… стабильность, хоть кормят, да и вообще… как-то все неожиданно это, не могу я так… – как бы оправдываясь, уклонилась она от заманчивого предложения.

– Ну же, Юльк, давай, поехали, – непреклонно поторапливал он. Вся эта говорильня натурально начинала напоминать Роману именно что сценки из тех самых пошлых сериалов, где герои слишком долго мешкают и возятся в определяющий момент, в результате чего бездарно становятся жертвами неотступных преследователей и маньяков.

* * *

Вернувшись к гостям, Жутин поначалу сделался наигранно весел и чем-то, казалось, взволнован, ибо был бел как мел. Все вокруг: и преддверие большого праздника, и всеобщее подпитие делало факт частной бледности явлением малосущественным и никем почти не замеченным. В гостиной меж тем затевался банальный скандал на грани мордобоя. В центре оного вполне предсказуемо блистал Бандура, в котором в очередной уже раз взыграла борзая пролетарская жилка, натянутая до предела алкогольным воодушевлением. Тот совсем не на шутку разбушевался и стягивал на себя внимание окружающих.