Дурак

— Офелла! — зову я. Она не откликается, и я повторяю ее имя, Офелла меня будто не слышит. Она стоит, осыпаемая пыльцой огромных тропических бабочек с затейливыми рисунками на крыльях. И мне совершенно не хочется отвлекать ее, потому что на лице у нее блуждает счастливая и спокойная улыбка. Наверное, именно таким она видит лес, когда она невидимая. А как это видеть красивым весь мир, даже самые отвратительные его уголки?

Офелла покачивает головой в такт жужжанию пчел, словно оно для нее — музыка. А потом я вижу, как ее ноги в смешных резиновых сапожках отрываются от земли, и она мягко взлетает вверх, как девочка из красивых книжек с золотыми, витыми буквами на обложке. Офелла парит над землей, среди бабочек и птиц, сапоги слетают с ее ног, и она остается только в розоватых гольфах.

— Думаете, ей угрожает опасность? — спрашиваю я.

— Опасность разрыва сердца от милоты, но думаю для этого здесь не хватает котят, — говорит Ниса. Юстиниан толкает ее в бок.

— Тебе ведь тоже нравится, да?

А я вспоминаю, что этот бок еще недавно вспарывали ее ребра. Теперь все нормально, и Ниса задиристо отвечает Юстиниану.

— Нет, не нравится. Это глупо! Меня тошнит от этого места! Если Офелла хочет здесь оставаться, пускай! Мы вернемся за ней на обратном пути!

Ниса отправляется по идеальной, словно начерченной предварительно, светлой дорожке.

— Оставим героиню сказки там, где она должна быть. Пойдем, если это ее испытание, она его не прошла и поддалась искушению! С ней все будет в порядке, просто дальше ей не пройти!

— Мне не кажется, что все так просто, Юстиниан.

Но Юстиниан меня уже не слушает. Он нагоняет Нису, и вместе они тоже похожи на сказочных героев. Я пытаюсь протянуть руку к Офелле, но ее запястье обступают бабочки, и я не могу к ней прикоснутся, крылышки мягко оттесняют мои пальцы от нее. Я остаюсь в поблескивающей пыльце, и следующая моя попытка дотронуться до Офеллы оканчивается точно так же.

— Иди, Марциан, — выдыхает она, улыбка еще раз скользит по ее губам. — Я просто здесь немного побуду, хорошо? Еще немного!

Она говорит, как будто я ее мама и бужу ее, чтобы она шла в школу. Да, и вправду, не будет, наверное, никакой беды, если я оставлю ее здесь ненадолго. Мы ведь вернемся.

Я бегу за Юстинианом и Нисой, они с готовностью принимают меня в свои ряды.

— Я предполагал, что искушение сильнее страха, но не настолько же, — говорит Юстиниан.

Я делаю шаг в сторону сгущающейся темноты, и вдруг куст колючей ежевики с крупными сине-черными ягодами протягивает свою колючую ветку ко мне и хватает так резко, что я падаю.

— А что все окажется не так просто, ты не предполагал? — спрашивает Ниса, но ответа на вопрос не дожидается (это значит, что вопрос риторический), бросается ко мне, пытаясь освободить мою ногу, и ветки тут же обхватывают ее запястье. Вроде как это просто ветки, но они оказываются на редкость прочными. В руке Юстиниана загорается нож, но два раза один и тот же трюк не срабатывает. Лезвие режет колючие ветви, но они отрастают обратно слишком быстро, и очень скоро Юстиниана тоже затягивает в нашу тесную компанию. Мы барахтаемся, как рыбы в сетях, но оказываемся все ближе прижаты друг к другу. Я думаю, что нужно хотя бы ягоду попробовать. Она кажется необыкновенно вкусной и сладкой, как будто в эту ежевику уже добавили сливки. Все наши попытки выбраться остаются безрезультатны, куст опутывает нас по рукам и ногам. Я думаю, что это, по крайней мере, не опасно, пока ветки куста не добираются до моей шеи, когда я и рукой пошевелить не могу.

— Офелла! — кричу я. Юстиниан кричит то же самое, но он умнее меня, поэтому добавляет:

— На помощь!

А потом воздуха кричать уже не остается, потому что колючие стебли надежно стискивают мне горло. В глазах темнеет, но в потрясающем свету остается Офелла, парящая в дали над цветами. Она безмятежна и не обращает на нас совершенно никакого внимания. Ниса кричит дольше нас всех, потому что ей воздух не нужен.

— Офелла! Пожалуйста, Офелла! Ты должна посмотреть на нас! Открой глаза!

Жужжание пчел меня убаюкивает, в какой-то момент оно становится похоже на навязчивую и прекрасную одновременно мелодию из музыкальной шкатулки. Мне сонно и темно, и хочется, чтобы эту шкатулку никогда не закрывали. Офелла в круге света совершенно прекрасна. А потом она вдруг падает, совершенно нелепо, и встает быстро, едва не поскользнувшись снова.

— Ребята!

Она подбегает к нам, садится на колени, сдергивает стебли сначала с моей шеи, потом с шеи Юстиниана.

— Можешь не спешить, — говорит Ниса. Под руками Офеллы стебли не взвиваются снова, они просто рвутся, ломаются, и она ранит руки о колючую ежевику, в которой нет ничего сверхъестественного. Я замечаю, что она плачет. Может быть, она слишком изранила руки.

— Тебе больно?

Офелла утирает слезы рукой, испачканной в крови и соке.

— Они такие красивые! Я не хочу убивать красоту!

— Уничтожение красоты, это тоже искусство, надеюсь ты утешишься таким образом, и не дашь нам умереть.