Дурак космического масштаба

– Тебя в нем напрягает что-то? – уловил я наконец.

Абио кивнул.

– Я долго лежал и слушал. Просто слушал. Ваш «лорд» из этих, «перерожденных».

Он употребил экзотианский термин, в Империи это называлось реомоложение.

Возраст лорда Михала предполагал не меньше трех реомоложений, а может и все четыре. Значит, как и инспектор Джастин, Вашуг перерастает сам себя.

То, чему учили грантские мастера, у несколько раз «перерожденных» начинало просыпаться само. Но дисциплины этому дару они не знали. Просто инспектор был от природы добрым человеком, а лорд Михал, похоже, порядочной гадиной. И его не направленный ни в какое русло дар давал ширину его гневу.

Я вспомнил свои неконтролируемые всплески… Лорд Михал был гораздо старше меня, мощнее и разнообразнее в проявлениях эмоций. К тому же он изначально принадлежал к экзотианской аристократии. Может, его все-таки учили чему-то?

– Учили, – подтвердил Абио, делая глоток своего пахучего травяного напитка. – Он достаточно владеет эмоциями, чтобы направленно использовать их.

– Значит, он вроде инспектора Джастина?

– Адам Джастин пытается следовать законам древней веры, смиряя свой ум. Ум моложе духа.

– Ум? – я сдвинул брови, не понимая, к чему это он.

– Только ум может оправдать все, что угодно.

– Абио, ты говоришь со мной так, словно я хоть что-то понимаю. Я – не понимаю. Меня – не учили. Я, как случайный прохожий, вступивший на улице в какую-то липкую гадость. Единственное, что помню – фразу мастера Энима: «Дух наш принадлежит добру, ум – злу, душа – тени». Но и ее – не понимаю.

Абио отхлебнул еще. Какое-то время он смотрел в стену, словно читая с бурого пластика палатки. Я уже думал, что он не ответит. Но грантс спросил:

– Как получилось, что вы в это «вступили», капитан?

– Я зашел в эйнитский храм, хотел узнать… Уже не важно – что. Мы говорили тогда о предвидении событий.

– Эйниты – это те, кто поклоняется Матери?

– Да, Танати матум.

– Увидели силу души и решили показать ей путь? Дело редкое, но не невозможное.

– Генерал Мерис предполагает, что таким способом меня хотели убить.

– Не эйниты, – поправил Абио. – Последователи Матери не убивают. Возможно, тут был третий замысел. Какие-то люди могли подтолкнуть вас к храму в надежде, что вы, так или иначе, пострадаете. Но эйниты не могли планировать вашу смерть. В противном случае – я им не позавидовал бы… Объясню, как смогу, – перебил он сам себя, видя мое возрастающее недоумение.

У меня заломило в висках, и я стал растирать их пальцами.

– Я объясню, – повторил Абио. – Это трудно, но я попробую. Кое-что нужно будет просто запомнить, потому что это – необъяснимо. Запомните, капитан: внутри – сторон всегда три. А снаружи – четыре. Человеческих – четыре.

Он подлил травяного настоя. Достал и выложил на стол старинный грантский трехгранный клинок с бронзовой рукояткой, обмотанной полосками кожи. Простой такой на вид клинок. На рукояти следы тщательно счищаемой патины. Но заточенными были только два ребра.

– Это ритуальный кинжал. Когда уйду – оставлю его вам. На хранение. Или на память. Смотрите: у ритуального кинжала – три грани. Всегда три. Но рука держит его… Боковые грани – острые. Это – ум и дух. Между ними – не режущая грань – душа. Она и между, и основание для любого из лезвий.

Дух и душа в союзе устремляют человека к тому, что не объяснишь умом. К состраданию. Ведь ум спросит: почему я должен за кого-то страдать? К жертвенной любви без требования взаимности. Для ума такая была бы странной. Почему, любя другого, не попросить чего-то и себе – спросит ум? Ведь это было бы разумно? И только дух не спрашивает. Дух – левая грань ножа. Неразумная. У нас говорят – левая. У вас бы сказали – правая. Это – неважно. А вот, – он коснулся другой режущей грани клинка, – грань ума. И снова душа – между. Душа и ум. Душа страдает – ум требует мщения, душа любит – ум требует взаимности…

Наверное, со стороны это выглядело странно. В разгар боевых действий мы были погружены в сугубо философскую беседу. Но я слушал жадно. Абио говорил так, что смысл больше не ускользал от меня.