Дуракам всегда везёт

С утра они с Колей Лавриненко выставили свет под эпизод какого-то фильма. Осветитель держал в левой руке режиссёрский сценарий и говорил помощнику.

– Красный фильтр наклони ниже сантиметров на пять. А желтый направь на левую стену. В серединку прямо. Девятый софит включи и луч воткни в центр потолка. А я пока остальное подгоню под сценарий.

Потом они пошли в буфет, съели по солянке, по бифштексу и запили всё это хорошим индийским чаем. Москва. Мосфильм. Тут есть всё. А редкие даже в столице иностранцы в жизни не догадаются, что рядышком, в деревнях близких, подмосковных, чая такого нет, а уж в других советских городах и сёлах всё, что в Москве «бери – не хочу», надо доставать через определённых знакомых.

День проскочил как полный народом автобус мимо остановки. Не притормаживая. А вечером на студию приехала любимая Аня Миних.

– Да иди уже…Страшно смотреть на тебя, тёзка, – крикнул с дальнего конца осветительной площадки Лавриненко. – Оторвись от прожектора. У тебя вон руки дрожат. А тут триста восемьдесят вольт. Пепел один останется. От такого лося как ты – килограммов десять. Полдня подметать с пола. Двигай. Она приехала уже. Не опаздывает никогда.

Если бы тренер сборной СССР по лёгкой атлетике видел Колю, несущегося от пятой студии к третьей, то его могли даже насильно заставить выступить в составе сборной на чемпионате мира. Но обошлось. Тренера поблизости не было. Коля добежал до четвёртого павильона и сел на корточки возле двери. Дышал он как утопающий в болоте. То есть как перед очевидной гибелью. Тяжело и судорожно.

Через пять минут дыхание восстановилось и он вдоль стенки двинулся к роялю, возле которого стояли и лежали старые стулья. Вместо снега на площадке стоял настоящий «ЗиС-157». В кузове сидел взвод милиционеров в полушубках, а между ними Аня Миних в той же одежде, в которой замерзала на буране при ураганном ветре. Парни шутили, заигрывали с ней строго в пределах устава. То есть без пошлости и дикости. Камера с оператором стояли на высокой площадке сзади машины и крупно снимали кузов. Режиссёр в красной рубашке бегал вокруг «ЗиСа» и всем раздавал советы да указания. Сняли этот эпизод часа за три. Просто мгновенно по меркам профессионального кинематографа.

– Молодец, Нюша, умница! Быть тебе лет через столько-то народной артисткой! – подпрыгивал режиссёр над кузовом, чтобы Анна его видела. Как и массовка, переодетая в рядовых и сержантов. – Художник фильма, запускай декораторов менять план на квартиру девушки. Мать и отец готовы?

– Уже идут из гримёрной, – выглянул за дверь помреж.

– Мы с ними порепетируем, а остальные свободны на час. Режиссёр похлопал в ладоши, подал Анне руку и она красиво спрыгнула с высокого кузова. Спрыгнула и стала оглядываться по сторонам, крутила головой и обошла грузовик вокруг. Видимо, она не вывернулась ещё из объятий роли и пока не понимала, куда идти.

– Аня, – тихо произнёс Николай Завертяев.

Она услышала и убежала с яркой площадки в темноту. К Николаю. Он вскочил со стула. Обрадовался.

– Привет, – сказала она, но не села рядом. – Час времени пустого. Я обещала, что мы поговорим. Идём?

Они вышли в коридор.

– На улице скамеечка есть напротив студии, – голос её дрогнул. – Сядем. Час – это очень мало для нашего разговора.

– Так потом договорим если не успеем, – Коля дождался пока она сядет удобно и тяжело опустился рядом.

– Нет, надо успеть за час. Потом вряд ли получится, – грустно ответила артистка

Анна закинула ногу на ногу, достала из карманчика на платье пачку каких-то странных сигарет с желтым концом, зажигалку, от которой пахло бензином, и закурила. Длинная сигарета, зажатая между пальцами, мелко дрожала.

– Что случилось-то? – осторожно спросил Коля. – Нервничаешь?

– Тебе говорили уже, что меня здесь все побаиваются? – Аня взяла его огромную ладонь в маленькую свою.

– Говорили. И что? Мне-то по фигу. Я тебя не боюсь. Ты добрая и хорошая.

– А я тебе говорила, что на главные роли в фильмы первой категории меня берут не через постель с министром или председателем Союза нашего киношного?

– Ну, – кивнул Николай.

– Так вот. Чёрта с два я бы играла главные роли, минуя эти койки с толстыми потными дядьками. И никто бы меня не побаивался, а, наоборот, я дрожала бы перед начальниками и большими актёрами. И появлялась бы на полторы минуты в эпизодах. Это из-за папы у меня тут особое положение, лучшие роли и все «тузы», кином правящие, передо мной приседают. Даже неловко мне. Я всего только год назад ВГИК окончила. А снимают меня уже пять лет в хороших фильмах и на всю страну со всех газет и журналов твердят про то, какая я растакая! Талантливая, редкая по красоте и чуть ли не великая по творческим возможностям. Что я наша, советская, Софии Лорен. Слышал такую глупость? Ну как это, а?

– Слышал. Читал, – Николай повернулся и взял Анну за плечи. Повернул лицом к себе и глядел ей в глаза, не мигая. – Ну, Софи Лорен, правда, тоже красивая, но ты лучше. Глаза у тебя глубокие. Честные. В них всю твою добрую душу видно любому. Мне видно точно.