Дуракам всегда везёт

– Нет, не в трёхе дело. Это ж премия. Годовая. А помесячно я нормально зарабатываю. Не в этом дело, – Жора встал и, скользя, подошел к Александру Павловичу. Присел на корточки. – Просто через четыре года закусило что-то мне нервы. Ну, думал я, чего ж ты, падла, не придешь ко мне с бутылкой, да не скажешь, что ты в этом обмане сам не при чем. Чего ж не извинишься за наших начальничков, которые знали заранее, что дядя Серёгин к колхозу подобреет, если племяш станет гордостью местной. Мне не премия главное, не грамоты почётные. Не могу, когда меня дурят. Ходил к председателю. Всё сказал, что думаю про этот подлог. Он меня послал. Работай, говорит, а то комбайн тебе дам списанный. Ремонтируй и накоси хоть малость малую. Да намолоти чуток. С гулькин хрен. На двадцать пятое место переползёшь. Вот через неделю после этого разговора я стакан выпил, поймал Егоркина и сказал: «Ты-то, чего, сука, стыд потерял? Они – начальники. Им давно уж не привыкать дурить всех. Но ты ж, говорю, работяга. А совесть в задницу засунул. Совсем, что ли стыда нет? Все же знают, что тебе приписывают центнеры. И ты знаешь. Почему не отказываешься от этой нечестной игры?»

– Ну? – заинтересовался Малович.

– Гну, – присвистнул Георгий. – Он мне сказал, что всё по-честному. Что он меня «делает» во все дырки сам лично. Что начальники да дядя его вообще ради него и пальцем не шевельнули. Что не при делах они. Ну, тогда я ему и врезал. И свои три тысячи за последний сезон забрал. Из принципа! Повторяю, Саша, из принципа! Да и ему, Егоркину, в науку. Чтобы сам не врал, сучок, и экономисту с председателем не позволял. Брехня и наглое мошенничество, это что теперь – самое достойное увлечение для настоящего мужика? Вот такое дело всего-навсего, товарищ милиционер. Деньги я через председателя ему отдам. У меня денег хватает на нормальную жизнь. Но когда меня дурят как тупыря безмозглого – извините! Вы не правы. Плакать в подушку не буду. Председатель тоже дождется. Отсижу сейчас – апосля и ему по башке настучу. Снова сяду.

Да…– протянул Александр Павлович. – Лихо тут у вас труд организован. Жаль, ОБХСС к вам не заглядывает. Я им посоветую. Слушай, как-то нам двигаться бы начать. Долго сидим. Попробую сам спускаться. Он поднялся на одной ноге, держась за дерево, сделал шаг вниз и сразу же упал, сильно ударившись боком о нижний ствол.

– Не получится, – сел рядом Лихолет. – Ногу ты, Саша, или сломал, или вывихнул. Её сейчас напрягать не надо. На лошади поедешь. Сойду я за лошадь?

Он взял Маловича за обе руки, повернулся спиной к нему, присел и потянул тело себе на спину. Поднялся. Получилось.

– Но двигаться вниз в таком виде – дохлое дело, – выдохнул Александр Павлович. – Упираться в деревья тяжело будет. Скорость спуска увеличится. Ты уже в два раза тяжелее будешь.

– За шею меня обними, – Лихолет приготовился, нагнулся немного.– Руки свободные, зацеплюсь, не переживай.

До последнего ствола лесного добрались они тяжело, но без приключений. А вот по пологому травяному спуску Георгий пойти не смог. Упали оба на бок на первом же шаге.

– Тут вообще кроме грязи и ливнем придавленной травы нет даже кочки, чтобы упереться, – Жора долго стирал мутные брызги с лица рукавом. – Но можно спуститься на четырёх точках.

Стоя на коленях он снова затянул Маловича на спину. Александр его обнял и Лихолет, выбрасывая по одной руке вперед, пополз на карачках к дороге.

– Ну, ты мощный парень, – тихо удивился милиционер. – Во мне девяносто шесть килограммов. Плюс мундир с сапогами мокрыми. Все сто и набегает. Терпишь пока?

Ладони и колени Жорины продавливали грязь сантиметров на десять. Он выдергивал их поочерёдно из липкой ямки. Жижа при этом чавкала как корова, жующая большой пучок сена. Но движение было. Раза три они заваливались на бок, набирая на мокрую одежду комки слизистой почвы, потом Георгий снова затаскивал Маловича на горб и через полтора часа оба вывалились наконец со склона на ровную, твердую, хоть и побитую очень большими каплями дорогу-грейдер. Лежали молча с полчаса. Лихолет дышал как ныряльщик, который под водой выпустил весь кислород из легких, вынырнул и хватал ртом воздух литрами судорожно, громко и беспорядочно. Александр Павлович тихо стонал. Ушиб, наверное, ногу об твердую укатанную дорогу. Он перевернулся на спину, поглядел в небо и понял, что рассветать начнет уже скоро.

– Здесь останемся, – сказал он Георгию и на локтях поднялся над грязью. – Ты посади меня. Ногу перенеси вправо и посади.

–Это объездная верхняя дорога из санатория «Сосновый», – прерывисто прошептал Жора. – Надо ждать. Скоро оттуда машина пойдёт в город за хлебом и сахаром. Ему до асфальта отсюда километров десять. Не разгонишься. Поэтому поедет раньше, чем всегда.

– Ты же тут пацаном постоянно ошивался с Генкой и Колькой Липатовыми, -вспомнил Малович. – Мы-то в другом месте играли со своей компашкой. А ты, значит, всё тут знаешь и всё помнишь. Это хорошо.

– Да. Здесь мы и зимой с этой горки на лыжах летали, – вздохнул Георгий и улыбнулся.