Дуракам всегда везёт

– Я не пойду, – Чижов постучал валенком по колесу самосвала. – Хоккей через пятнадцать минут. Сам иди. Расскажи про Вострикова. Он-то и вылезет из степи, так неизвестно на чём уедет. Автобус последний был. А попутки – это лотерея. Может Лёха и не выиграть ни черта. На ночь в город кто поедет? Шансов почти никаких.

Варфоломеев с председателем час просидели в кабинете. Ждали. Востриков пришел бы в контору.

– Иди за Уазиком. Подгоняй. Искать поедем. Пропадет парень, – Василюк пошел к вешалке за тулупом.

Объездили они на трассе все возможные места, где Востриков мог бы выползти на трассу. Ставили машину поперёк дороги и фарили степь под разными углами. Не было Вострикова. Дальний свет пробивал прозрачный ночной воздух минимум на километр.

– Не, не пойдёт, – сказал Василюк и достал из кармана рацию. – Федя! Проценко Фёдор, отзовись.

– Я Проценко, Григорий Евгеньич, – протрещала рация весело.– Случилось что, али просто поздороваться звоните?

– Заводи трактор. ДТшку семьдесят пятую. И мухой на трассу. Аж на самый шестнадцатый километр. Нас с Варфоломеевым там найдёшь.

– Считайте – выехал уже. Отбой, – рация отскрипела слова боевой готовности и заглохла.

Приехал трактор через час. Проценко прыгнул с гусеницы и спросил как ясновидящий.

– В степи кто-то заплутал? Давайте, кто со мной? Показывайте, куда примерно курс держать.

На тракторе катались по степи ещё почти час. Василюк снял шапку. Волос был мокрый. Волновался Григорий Евгеньевич, председатель. С десяток папирос скурил. Не продохнуть было в кабине трактора.

– Замёрзнет Востриков – не прощу себе, – сказал он, перекрикивая рёв дизеля.

– Это вы его отправили ножками снег в степи топтать? – крикнул Проценко.

– Сам пошел. Меня искать. Мы поломались, я ждать не стал и пешком на трассу двинул. А Чижов с Востриковым из райцентра ехали. Ну, Востриков обматерил и моего водилу, и Чижова, да пошел за мной. Выручать, если вдруг что…

– Иди ж ты! – громко удивился Проценко. – Он же дохлый сам. У него две руки – как одна ваша толщиной. Как бы он Вас тащил? В нем и шестидесяти килограммов-то не будет. А у Вас вес за сто.

– Сто пятнадцать, – крикнул председатель. – Вижу, бляха солдатская! Вон он! Правее свети и ходу, куда я пальцем показываю. Лежит, мля! Ну, был бы жив только!

Они забрали Вострикова в двух километрах от трассы. Он лежал лицом вверх

с закрытыми глазами. Лицо белое, пальто порвано в двух местах и валенок один потерялся где-то. Носок шерстяной покрылся льдом как и козырёк шапки. Довезли его до Уазика, перегрузили на заднее сиденье. Председатель достал из багажника ведро, набрал в него сенега. Раздел Лёху до трусов и всю дорогу до дома востриковского растирал снегом его лицо, руки, ноги и грудь. Лёха дышал слабо и шевелиться не мог.

– Кричи Чижову по рации: пусть захватит самого крепкого самогона литр и быстро едет к Вострикову домой.

Жена Лёхина заплакала и завыла тоненько, когда мужа внесли в дом и уложили на диван.

– Ты иди к Прибыловым пока, – вытолкал её Варфоломеев. – Я за тобой приду.

Чижов и Василюк поллитра извели на растирание. Так крепко терли его самогоном и массировали, что минут через двадцать Востриков стал розоветь и возвращаться к жизни.

– Вот так больно? Чувствуешь? – спрашивал Василюк и стучал Лёху по рукам, щекам и пальцам на ногах.

– Больно, – прошептал Востриков.

– Чижов его посадил, поддерживая спину, и влил ему в рот первача. Стакан сразу. Как удалось – не понял даже он сам. А ещё через час Лёха мог разговаривать и следующий стакан выпил самостоятельно. И закуски не попросил. Да никто бы и не стал её искать в чужом доме.

– Фу-у-у! – поднялся с дивана председатель. Облегчение вовсе не расслабило его, пока он не проглотил двести пятьдесят самогона. – Тебе, Алексей душевное спасибо за то, что побеспокоился за жизнь мою. Но, напрасно ты волновался, чесслово. Я таких переходов зимой по степи ночной поболе десятка имею. Знаю, как ходить.

Востриков сидел, прислонившись к спинке дивана, и улыбался. Самогон поспособствовал ожить окончательно.

– А Верка моя где?

– У Прибыловых. Сейчас приведу, – Проценко хлопнул дверью.

– Ты, Лёха, змей ты такой-растакой, сейчас-то можешь разъяснить народу, нам, например? Чёрта ли ты лысого попёрся за отцом нашим, председателем? Ведь ещё маленько бы и помер там. Не в обиду, но ты ж слабак, Лёха. На смерть шел. А? – Чижов пожал Вострикову руку и потрепал его худенькое плечо.

– Не знаю, честно, – улыбнулся Лёха смущённо. – Подумалось, что надо помочь ему дойти, я и пошел. Так и кто, если не я?

Председатель отвернулся, снял шапку и вытер кроличьим пухом глаза.

– Не знаю, серьёзно. Чего мне врать? – Востриков глядел на голые свои ноги, розовые, с редкими белыми пятнами. – Некому больше было. Наверное, так.

Он и вправду не знал. Как и все остальные.

20. ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО

Рассказ