Вдовый, высокий тридцатилетний парень в твидовом костюме с тремя ручками, торчащими из нагрудного кармана, пил воду прямо из графина и одним глазом Николая видел.
– Садись, – сказал он хрипло. Долго, похоже, трепался по телефону. – Ты с какого участка? Чего тебе?
– Я устроиться хочу, – Коля сел к столу. – Хоть кем.
– С зоны? Уголовник? – Как-то угадал Вдовый. – Справку давай.
– Как Вы с меня это прочитали? – Искренне удивился Бирюков Николай и аккуратно расстелил перед заместителем справку.
– А! Вор, значит, – Вдовый откинулся на спинку стула. – Как я догадался? Вы, воры да бандиты, каждый день приходите. Ну, неважно сколько и чего ты стымздил. Ручки-то снова момента ждут? Аж, небось, пальцы сводит? Так тебе сильно надо срочно ещё чего-нибудь подломить да притырить. Забирай справку и пошел отсюда.
– А то что? – окрысился Николай. – Мусарню вызовешь? Так я тебя раньше пришью к стулу. К спинке приколю длинной заточкой. Будешь, мля, как гербарий недосушенный трепыхаться. Козёл, мля! Сами воруете эшелонами. Половину страны раздербанили, суки. И ничего вам за это, мля! Костюм из Чехословакии за двести тугриков! Кресло, ковры, пятьсот рэ в месяц и грамоты от обкома. Козлина, мля!
Он плюнул на ковер под стулом и ушел. Дверью, конечно, шарахнул так, что у секретарши подпрыгнула пишущая машинка и рот открылся.
На улицу не пошел Бирюков. Сел в фойе на подоконник возле ветвистого фикуса. Задумался.
– Надо же, с первого раза попал на гада. Конституцию не читал сучок. Я же равноправный гражданин. Ну, сидел. Так полгорода – бывшие сидельцы. Зарайск – пристанище беглых и ссыльных. Шалунов много. Жиганят, ларьки подламывают ночами. А днём работают законно. Да ещё и получают не пособие для нищих. Хорошие зарплаты имеют. Ладно. Ничего. Побродим, попросимся. Мы не гордые. Да и начальники не все придурки. Найду и порядочного. По закону меня обязаны трудоустроить. У нас нет тунеядцев в стране Советов.
К десяти метель притихла и Коля пошел в дом напротив с вывеской СМУ «Спецмонтаж». Оптимизм спрятался поглубже, но надежда изнутри стучала кулачками в грудь Николаю и шептала, что она есть, будет и умрёт самой последней. После самого хозяина Бирюкова.
– Ну-ну! – хохотнул Коля, отстукивая валенком другой валенок. Снег сбрасывал. – Хрен дождёшься. Живи, меня радуй и держи в трудовом напряжении.
СМУ – контора попроще. Там Николая расспрашивали гуртом. Начальник, главный инженер, бухгалтер и председатель профкома. Долго разговаривали обо всём понемногу. Но о зоне – ни слова. И видно было, что понравился им Коля.
– По закону мы, конечно, должны принять, – завершил беседу начальник.– Но! Горком партии, сам секретарь устно просто упрашивал нас на конференции бывших зэков не брать. Не нарушать чистоту рядов. И вернул Коле справку об освобождении.
– Понял, – Бирюков забрал справку, свернул аккуратно и спрятал в карман. – Не зарекайтесь, товарищи! Каждый человек может стать зэком. Но не каждый зэк – человеком. Я вот хочу честно жить и служить Родине. Почему вы мне не верите?
– Да верим мы! – сказал тускло начальник. – Но я в сравнении с секретарём горкома – вошь ползучая. Ноль. Легко заменяемая единица. Мне оно надо – щекотать нервы горкому?
Посидел, покурил Николай на скамейке возле СМУ и решил, что день сегодня раз уж не задался, то не фиг его зря терзать. И медленно пошел в центр города. В кафе «Колос». Не в забегаловку, каких в городе натыкано через квартал. В них имеют приют людишки конченные, пропившие всё, кроме фамилии своей. Они друг друга по именам-то как звать забыли давно. В забегаловках откисали с похмела и набирали в себя всякой гадости для завтрашней головной боли и тошноты всякие там «сивые», «охнарики», «бубоны» и прочая безденежная шушера. Там было грязно, сыро, воняло старой сухой рыбой, кислым пивом и дешевой колбасой. Похмеляли мужиков бесплатно, но долги записывали. Приподнятые вермутом и пивом, уходили мужички к базару и под универмаг, попрошайничали, а к вечеру им хватало долг отдать в забегаловке, да снова надраться до соплей зелёных. А «Колос» существовал для чистых и культурных. Там настойчиво и ежедневно пропивали жизнь свою, но не опускались до омерзения инженеры из проектного, всякие творческие гении, студенты старших курсов педагогического института и маленькие начальники. Сел Коля за пустой стол, заказал триста граммов водки и два каких-то салата. В душе было пусто. Даже зла в ней уже не было. Вакуум. Как в электролампочке. Часа через два он принял всего сто пятьдесят, но они его не проняли. Абсолютно.