Дуракам всегда везёт

– Для меня главное, чтобы вы не примелькались народу местному, – объяснил пятерым грузчикам Сергей Дмитриевич, раздавая зарплату. Тоже по четвертаку всем перепало. – Наши местные – нормальные почти все. Но с десяток идиотов и мы тут имеем. «Стучат» в Горпищеторг, что я, гад такой, краденными деньгами плачу временщикам. Бичам, пьяницам, безработным всяким. Они, слава богу, не знают, что мне по штату два грузчика всего положено. Но они ж помрут через полгода от перегруза. Вот беру желающих на две-три недели. Но состав меняю. Каждый день во двор магазинный даже эти сволочи не заглядывают. А значит мне можно по трудовому договору нанимать подсобников как будто на день или два в экстренных ситуациях. Так что, через три недели приходите, если других мест не найдёте.

– А на постоянку меня можете взять в штат? У меня паспорт есть. Со штампиком, правда. Но в январе дадут чистый, – Бирюков Николай сказал это таким умоляющим голосом, что даже сам испугался. Никогда он так не унижался. Даже на зоне.

– Со штампиком, ну, никак, – Сергей Дмитриевич поморщился. – Раз в месяц из главка комиссия – как по расписанию. Не ревизия, а проверка санитарная, противопожарная и кадровая. Найдут твой штампик – меня, может, и не уволят. Но строгач выпишут. А три строгача у директора – и магазин переводят категорией ниже. Тут тебе и зарплаты поменьше, да товар похуже. Получишь чистый – приходи. Ты, вроде, путёвый парень. Трезвый, сильный. Возьму.

Осень подкралась как внезапная смерть от инфаркта. Только вчера всё было прекрасно, а на другой день родственники уже собирают справки для похорон. В сентябре почему-то сразу ветры сдёрнули листья с деревьев, дожди, мелкие и нудные, затопили в душе остатки Колькиных надежд на правильную жизнь. Деньги брать безвозвратно стало стыдно, а занимать в долг он боялся. Однажды, октябрьским прохладным утром, зашел он к армейскому приятелю Гиви Коберидзе , попросил у него свитер или лёгкую куртку.

– Ты езжай в Тбилиси, – предложил Гиви. – У меня там дядя кожу выделывает и полушубки шьёт подпольно. Никто его не трогает. Там все свои и все доходные дела делают. Он тебя возьмёт. Платить хорошо будет. Ему плевать на твою судимость. Он сам шесть лет оттрубил за тяжкие телесные. Дурака одного побил в ресторане. Пошли на межгород. Я ему позвоню.

– Я на какие шиши до Грузии доеду? – Бирюков Николай вздохнул. – У тебя двое маленьких. Растут. Каждый сезон всё новое покупать надо. Жена не работает. Пацанов растит. Ты же денег не наберёшь?

Коберидзе походил по комнате, потом что-то длинно сказал на грузинском и закончил речь русским народным «твою мать». Денег в семье было впритык.

– А занимать я у кого-то не могу. Грузин, который просит занять денег – это не грузин, а цыган или просто нищий. Грузин нищим быть права не имеет.

– Я пойду в областную милицию. В управление. Пробьюсь к начальству. Может они помогут. Сверху им сподручнее, – Николай пожал руку товарищу и пошел в Управление внутренних дел. Шел и думал, что это он не сам сообразил. Подсказал кто-то. Да, вроде, никого и не было с дельными советами. Кроме надежды, которая его всюду и таскала, по всей области. Она, наверное, и подсказала.

В Управлении внутренних дел его долго трепал дежурный майор на входе.

– Идешь к начальству, а даже фамилии и звания не знаешь. Вот к кому ты хочешь записаться на приём?

– К Главному командиру, – смутился Бирюков. – Я у вас никогда не был, никого не знаю.

– Ладно, я тебя запишу на четырнадцать тридцать. Пять минут тебе на своё изложение просьбы. Больше не могу позволить. Генерал строгий. Долго болтать не любит. Паспорт давай.

Он записал Николая в журнал.

– Сиди. Жди. Полчаса осталось. И про судимость ему – ни слова. Скажи, что хочешь поступить на трёхмесячные сержантские курсы. А потом где угодно работать участковым. В любой деревне. Армейское звание какое?

– Сержант, – Николай улыбнулся.

– Ну, вот, – майор потрепал его по плечу. – Само то! Иди. Десять минут в приёмной подождёшь. Там старлей, его адъютант. Скажешь, что дежурный пропуск оформил. Возьми его, кстати.

Генералу бывший армеец Бирюков доложил о себе за две минуты.

– Я, боец, тебя оформил бы без вопросов. Но майор Уткин главного-то тебе не сказал. Забыл, видно. Курсы уже месяц как идут. Через два – выпуск. Вот на следующий год приходи в конце августа. С первого сентября занятия. Фамилия твоя какая?

– Бирюков Николай Иванович.

Генерал записал в конце настольного перекидного календаря.

– Зайдёшь сразу ко мне. Скажешь, что я тебе назначил. Всё. Свободен.

От УВД до парка культуры было пять минут ходу. Сел Коля на первую же скамейку и понял, что лучше бы с неё он уже никогда не поднялся. А тихо просидел бы до холодов и замёрз нахрен.

– Что ж за грех такой особенный на мне висит? – стонала в нём постоянно повторяющаяся мысль. – Ведь сколько бывших зэков прекрасно устроились и работают! Тысячи. А меня как прокляли. Меня одного, бляха! Куда-то надо приткнуться. Дух перевести. Куда? К блатным надо идти. Там хоть согреюсь. Отвлекусь. К Чёрту двинуть что ли? Ну, а к кому ещё? Других и не знаю.