– Вот, бляха, свобода, – размышлял трезвый Бирюков Николай. – Я, рядовая бесправная падла на зоне, за день крутил пружин для раскладушек на восемьдесят копеек. За месяц, значит, имел двадцать четыре рубля. Откидывался на волю, получил расчёт за пять лет – тысячу сто сорок шуршиков. Заработал почти полторы, но там за что-то часть вычли. Эта тысяча, вот она. Оттягивает карман. То есть в неволе меня как гражданина брали на работу, хоть и без выбора. Платили, хотя могли заставить пахать только за то, что ты живой. Со шконки не упал нечаянно или на пику не напоролся в очереди за баландой и хлебом. А на свободе я, одинаковый со всеми, в натуре – как прокаженный. Вроде возьмут меня бетон мешать, а от этого факта здоровый коллектив отравится духом зоновским и копыта откинет поголовно весь. Дурь непролазная. И жаловаться-то некому. Хотя к участковому сгонять надо. Отметиться и попросить. Он же много кого знает в своём округе. Да и цехов-заводиков в нашем краю с десяток наберётся.
– Допью и схожу, – Коля зацепил вилкой весомый кусок слежавшегося винегрета, а левой рукой закинул в горло граммов пятьдесят. Плохо шла водка. Не приживалась. Мутило только, вот и весь кайф.
– Сюда можно сесть? – над Николаем стоял толстый дядька в толстом теплом овечьем свитере. Волос на голове его вздыбился большими седыми пучками и лихо рассыпался во все стороны. Шапку дядька снял, но не причесался.
– Да запросто! – Бирюков Николай подтянул ближе свои тарелки и легкий графинчик. – Я всё равно уже собрался уходить.
Дядька заказал бутылку «столичной» и еды рублей на пять. Много, короче.
– Только что ушел в отпуск, – доложил он. – Отмечу, да домой. А утром на рыбалку. У меня «победа» своя. С двумя братьями скинулись и забрали. Очередь моя подошла. Шесть лет ждал. Но «лайба»– я те дам! Черная, вся в никеле. Как правительственная. Аккуратно по очереди ездим. А рыбалка на
одном озере под Фёдоровкой – торжественный марш! Или даже гимн природной щедрости!
– А работаете где? – Коля взял с соседнего столика стакан и налил соседу сто граммов.
– Не возражаю, – дядька махом забросил водку внутрь и занюхал Колиным хлебом. – А работаю я в аэропорту заправщиком самолётов. Сутки через двое. Двести пятьдесят рублей. Доплачивают за вредность от едких паров керосина. Хотя лично я никакой вредности от него не чувствую. Что, работу ищешь?
– Ну, да, – кивнул Бирюков Николай. – Только не берут никуда. Я со справкой об освобождении. Пять лет на зоне парился.
– Никого не убил, не изнасиловал? – поинтересовался дядя и долил остаток водки в свой стакан.
– Маленький приёмник стащил со склада. Работал там. Напился под Новый год и хотел приёмник подружке подарить. Подарил, – Коля махнул официанту.
– Бутылку, четыре салата и горячее. Ромштекс.
– Сейчас будет, – записал в блокнот официант и исчез.
Утром дядя ждал Николая возле входа в служебное помещение аэропорта.
– Ко мне помощником пойдешь? Сто десять рублей. Шланг от машины разматывать, манометр проверять.
– Да конечно, – Бирюков улыбнулся. – Если справки не испугаются и возьмут.
Зам. командира отряда на Николая даже не глянул ни разу. Он изучил справку и сказал дядьке.
– Ты, Василенко, в отпуск не успел выскочить, а уже разум потерял. Мы, понимаешь ли, режимный стратегический объект. Ты как к нам устроился? Кто с тобой до зачисления говорил?
– Комиссия какая-то, – вспомнил Василенко.
– А старлей из КГБ?
– А! – вспомнил Василенко и эту детальку.
– Ну, а эту справку комиссия и КГБшник читать будут? – засмеялся через «не хочу» зам.командира. – Не дай бог, авария. Так драть станут нас всех и спросят: кто позволил уголовнику заправлять самолёт непонятно чем и как?
Николай поднялся и тихо вышел. Спустился на первый этаж механически. Сам не заметил, что он уже на автобусной остановке. А потом сразу оказался в милицейском участке номер шесть.
– А, Бирюков! – обрадовался Коле участковый Ваня Чиж, старшина. – Откинулся? Давай справку. Исправление трудом пользу дало? Будешь честно жить, али как?
– Ну что тебе сказать, гражданин начальник? – засмеялся Николай. – Врать же нельзя милиции!
Чиж сделал нужные отметки в справке.
– Три месяца пройдёт – топай в «паспортный стол». Дадут настоящий наш паспорт. Правда, с отметкой о судимости. А год бузить не будешь, я напишу в суд ходатайство, чтобы судимость с тебя сняли. Тогда выпишешь в паспортном другой документ, но уже без штампика о судимости. Такой порядок и расклад.
– Не берут со справкой на работу, – Николай Бирюков сел на табуретку возле стола. Кабинетик у старшины был в общежитии швейной фабрики. С торца пробили дыру для двери в длинный узкий коридор. А с другой стороны поставили стенку из досок и покрасили её зелёной краской, под цвет стен. Стол вошел в кабинет маленький. Сейф для документов – тоже маленький. Нормальными были только телефон и три табуретки.