– Я, – утвердил он, поднимаясь над столом и глядя поверх головы мамани Володькиной, в синий платок наряженной, – восьмой год бригаду во где держу! Да, Генка? Мы вон вторыми отсеялись, а убрались первыми. Меня хоть на одном собрании шкурили даже за махонькую мелочь? Шиш вам всем! И никогда не будут. Потому как Санькин-бригадир не на помойке себя нашел и честь покедова имеет. А что врезаю, что временами лишку твоего самогона да бормотухи за воротничок закидываю, так оно хоть раз на производительности отразилось? Хрена там! Лидируем и будем впредь на доске висеть в виде фотокарточек всей бригадой! Немец в позапрошлом годе приезжал опыт передавать нам. Помнишь? Так он сказал, что у них если фермер не пьёт, то и толку с него – нуль. Пьём, говорит, и для усиления производительности и для выведения изнутри вредных химических элементов от удобрений и протравы. Во как! Немцы! Трудолюбы! А ты на меня! Тьфу!
И они с Генкой, шепотом матерясь, покинули дом уважаемый. Не смотря на дурость мыслей Володькиной мамани. А во дворе уже и сам Володька объявился. Чистый. В голубой рубашке с бордовым галстуком. Экономист конторский. Вот кому лафа. Пришел домой, открыл дверь и сразу заходи. А Николаю на эту процедуру минут пятнадцать надо. Комбинезон грязный стянуть, на улице его от пыли освободить, потом мазутные сапоги стянуть, размотать портянки, сунуть в сапоги и выставить за порог сеней. Вот как раз и пятнадцать минут. Рабочая доля – она не гладкая. Стрелки на штанах не наутюжишь и в туфлях по пашне далеко не продвинешься.
– Привет, герои труда! – сказал Володька без интереса. – В баньку первача закупили?
Ё! – вспомнил Генка Косой. – Суббота же! Бляха офицерская! В баню точняком надо. Но вот к кому напроситься? Сами-то свои только к ночи растопим. Пошли к Солдатенковым. Гришка уже согрел, небось, свою знаменитую с осиновой обивкой внутри.
– Пошли! – Николай махнул Володьке рукой и они двинулись к воротам.
– Слышь, Коль, пойдём-ка за угол отойдём. Идём, не стой болванчиком, – поманил Санькина пальцем Владимир, экономист.
– Бить будет! – громко засмеялся здоровенный как русская печь Санькин Николай, за спиной которого могли спрятаться до полной невидимости два таких Володьки. – Ну, иду, иду.
Слышь, Коль, – Прохоров Владимир шмыгнул носом. Начать никак не мог.– Ты это. Ну, шибко-то не бери в голову. Хотя имей в виду. Дело, конечно, оно деликатное…
– Мозги-то не жуй мои, – Николай легонько шлёпнул его по плечу. – Башка без этих твоих интеллигентских примочек трещит. Говори. Чего там?
– Да там, в общем-то, ничего, – Володька взялся за угол дома, чтобы быстро оттолкнуться и убежать. – Там просто Верка твоя под председателя нашего подлегла. Короче, спарились они, шалапутьё хреново!
Убежать он не успел. Санькин Николай одной рукой взял за пояс брюк, оторвал от земли и приблизил его глаза к своим.
– Ещё раз повтори. Чего Верка? Чего председатель? Ты не пьёшь ведь. Чего тогда за метлой не следишь? Ну, говори толком!
– Позавчера, – сдавленно прошептал Володька, не касаясь туфлями земли, -часов в девять вечера её Мишка Антонов видел. Она за поворотом на Крюковку стояла. За деревом. Но он её узнал, потому что прямо там, на повороте, отсыпался в траве после гулянки у соседей. Проснулся, видит – Верка твоя стоит. Вроде ждёт кого. Мишка очень удивился. Чего тут стоять вечером одной под дубом? А тут глядит, УАЗик председательский из деревни чешет. Мишку-то не видать, он в траве лежал. А самому всё видно. Так вот за рулём сам председатель и был. Тормознул возле дерева. Она – прыг в кабину, поцеловались и машина рванула в Крюковку. Там брат председателя живёт. Да пусти ты уже!
Санькин Николай разжал кулак.
– Точно всё? Не погнал Мишаня твой гусей с бодуна? Не приблызилось ему?
– Она была под деревом. И председатель в машине. А ты в командировке, -
Володька подтянул брюки, заправил рубашку, почесал придавленную грудь и пошел в дом.
–Тьфу, мля! – сказал Николай. – Шалава хренова. Н-да!
Достал «Приму». Руки дрожали. Прикурил с третьей спички. Затянулся разок и отщёлкнул сигарету пальцами метров на десять вперёд. На середину дороги.
– Да я слышал всё, – тронул его за плечо друг Генка. – Он так шипел смачно.
Вроде камера лопнула на машине. Пойдём к тебе. Ты ей сходу голову шалую отвернёшь и рванём сразу в Зарайск, а оттуда в Москву. Там затеряемся. Ни один пёс не найдёт.
– А ты с какого со мной смываться будешь? – Санькин сел на бревно возле дома Володькиного, развернул одну бутылку, зубами выдрал газетную пробку и хлебнул хорошо. – Ты же своей голову не крутил?
– Да я мигом! За десять минут обернусь, – загорелся друг Генка Косой. – Она у меня шалава со стажем. Только умная и осторожная.. Потому никто кроме меня не знает. А я её выследил в позапрошлом году. Давно хотел грохнуть, да убегать одному не кайф. А вдвоём мы в столице такие дела завертим! Устроимся строителями-подсобниками. Они, мать иху, в Москве больше получают, чем у нас главный, например, агроном. Столица! Там всё дороже.