Приблизил лицо своё Николай к лицу председателя и впервые за годы разглядел начальника. Высокий лоб, крутые скулы, умные зеленоватые глаза, прямой нос, твёрдые губы и мощный квадратный подбородок. Кулаки его лежали на столе и были они побольше, чем Колькины. Чего он вообще никогда не замечал. Нормальный мужик. Сильный, определенно. И вообще качественный.
– Ну, так как уладим? – спросил Михаил Сергеевич. – Мне дома вот эта пурга не нужна. Райкома я не боюсь, да вообще мало чего боюсь. А жену до слёз доводить не могу. Нет таких сил у меня.
– То есть, боишься только её? – Санькин Николай внезапно понял, как наказать Завьялова, охальника.
– Не так. Не боюсь. Не хочу ей больно делать. Любил сильно раньше. Сейчас уважаю и ценю. Ну, тебе самому не понять. А мне рассказывать неохота – куда и почему наша любовь провалилась. Ты говори, чего хочешь от меня, да разойдёмся. Я тебе всё сказал.
– А вот этого хочу! – Санькин Николай выставил вперед руку и потер друг о друга три пальца.
– И никого к жене моей не подсылаешь с крамолой на меня?
– Ну, моё слово в деревне все знают. Говорю – нет. Точка, – Николай стоял напротив председателя. Руки сунул в карманы и раскачивался с пятки на носок.
– Понял. Верю, – на лбу Сергеича блеснули капли пота. Похоже, холодного. -И сколько ты хочешь?
– А четвертак! – Санькин назвал цифру с вызовом. Рот приоткрыл и протянул ладонь.
Председатель поморщился, достал кошелёк и вынул из него новенькие двадцать пять рублей.
– Держи. Да пусти в дело. Проще пропить, конечно.
Сенькин Николай принял бумажку небрежно. Двумя пальцами за край взял и аккуратно перенёс в нагрудный карман мятого своего пиджака.
– И вот так каждую пятницу. Пока мне не надоест, – сказал он без зла, но едко.– На том же месте, в тот же час. Возражения с поганой стороны будут?
Председатель посмотрел на него с любопытством. Долго смотрел. Будто собирался писать с Кольки портрет.
– Мо-ло-дец! – сказал он протяжно. – Ну, ты и сволочь, Коля. Профура, мля!
Ладно. По миру не пойду. Давай, пусть так будет. Договорились? Оба-два держим слово! Всё?
– Ну, вроде как… – Санькин Николай нацепил фуражку и вышел на улицу. Он постоял минут пять возле доски Почёта, на себя поглядел, на бригаду свою и пошел к другу Генке.
– Как там?– подбежал к нему друг. – Не сильно ты её? Не помрёт? В милицию не побежит?
– Я дома вообще не был, – оттолкнул его Санькин. Подошел к столу, взял самогон и наполнил два стакана. Выпили. Помолчали. – Чего я ей скажу? На кой чёрт? Она ведь и права по-своему. Мужик-то с меня, Генка, после семи лет активного потребления вот этой мерзости – как из бабушки дедушка. А баба – сам видал какая. Мадонна, бляха! В расцвете сил и желаний. Что я ей могу дать кроме получки и обещания завязать алкашить, которое всё равно не выполню. А лечиться ехать в город – позор на весь колхоз.
– Ну, так ты хотя бы председателя ухайдакал по полной! – закричал Генка. Друг. На лице его существовала надежда на восстановленную Николаем справедливость.– Не министр. За него шибко грозно не накажут. Надо его пригреть, гада, чтоб рёбра год заживали, а то он так всех колхозных баб споганит, стервец!
– Да я у него и был, Генаха! – Санькин Николай откусил солёный огурец. Сел за стол. Придвинул ребром к ребру два гранёных стакана.– Так пригрел, суку, что помнить меня будет всю оставшуюся жизнь. Надо нам, кстати, Генка, с этой дряни самопальной на коньяк переходить. Целее будем. Завьялов мне со страха даже зарплату повысил. Понял ты – как надо учить кобелей поганых и бестолковых?! Но ты про бабу мою и председателя не вздумай брехнуть никому. Даже по пьяне. А то не посмотрю, что друг. Ты, блин, при мне язык свой трепливый сожрёшь. Понял?
–Да упаси меня и не приведи! Тайна. Как могила неизвестного солдата. – обрадовался почему- то друг Генка и вздохнул.
– Ты настоящий мужик. И мой друг! Правильно наказал. А то распустились, мать иху!
И он двумя своими маленькими ладонями пожал огромную пятерню друга.
– Всё! Справедливость пляшет под гимн вприсядку и весёлые песни поёт. Давай, наливай!
9. МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ
Рассказ