Дуракам всегда везёт

Вообще – сельская жизнь спокон веков не изменилась. Народ всегда к чему-то готовился. Не к собственным именинам и свадьбам. Эти мероприятия шумно проводили в деревне, но подкрадывались организаторы к ним незаметно для окружающих. А вот с января лёгкий психоз, направленный на приближение весны, посевной, значит, перерастал в более тяжелые формы нервного зуда. Лето – заготовка сена и других кормов, к тому же на полях дел полно и по поливу, и по подкормке всего растущего удобрениями. К этому весной надо готовиться. После того, как отсеешься. Да протравками шибко ядовитыми нужно было поля спасать, чтобы никакая гадость прожорливая не употребила бы пшеницу с овсом раньше уборочной. На уборку тоже все настраивались с лета. После посевной технику любую латать требовалось от души. Весенняя земля, вязкая и липкая, забивалась в самые незаметные щели машин и прицепных приспособлений. А кончалась уборка – готовься консервировать механизмы на зиму так, чтобы не ржавели они и все, кроме комбайнов, вылетели бы в нужный день на новую посевную. Карусель ещё та! С ног собьёшься, голова заболит и руки отсохнут. Короче – нормальная житуха земледельцев. Ничего страшного, потому, что в ней ничего нет лишнего. Всё как веками было.

Ну, и незаметно так подполз сентябрь. Пора уборки. На целине северного Казахстана раньше не зреет хлеб. Подсолнух, кукурузу и гречиху в августе быстренько скосят, а там и главное дело перед народом встаёт. Пшеницу да рожь снимать с земли.

– Тебе, Генаха, шеф сказал, что я твою машину забираю на работу? А ты мою берёшь? – Петелин нашел Токарева Генку в гараже.– Вот тебе водки литр. Обмоем взаимное соглашение сторон и тост поднимем за то, чтобы они, родимые, были здоровы до того часа, пока последнее зернышко из кузова не выпадет. Вечером в баню приходи. Попаримся и врежем на сон праведный.

– Ты, Вова, точно из больницы вернулся калеченым на полголовы, – сел на подножку Токарев. – Бери! Конечно. Но чего тебе в больничке укололи? Скажи. Мозги мужику помяли как травку луговую. На кой вот хрен тебе эти выкрутасы с пересадкой на старую машину-то? Ты наш совхоз держишь на самой высокой горе. На какой нас вся страна без бинокля разглядывает. Что, бляха, за сборная команда мастеров там в хлеборобов играет? Ты сам Герой, все мужики, кроме алкаша дохлого Митрохина, с медалями. Три ордена у совхоза. Директор два имеет и три медали. На самом верху нас уважают. Всё нам первым дают отовсюду. С еды начиная и одёжки до любой техники. А держится всё на тебе и Лёньке Прибылове. Он же родился комбайнером. У него в метрике вместо фамилии написано «Комбайнер». И отчество – «Комбайнович». Но ему на каждую уборку новый агрегат дают. Он хоть раз рыпнулся против? Нет. Так его тоже все уважают. А почему? А потому как косит да подбирает он не себе домой, а обществу нашему. Ты на моём тарантасе и в тройку лучших совхозных не втиснешься. Телегу эту десять раз из праха восстанавливали. Я сам на ней выше третьего места в совхозе не поднимался за эти пять лет. Так я машину наизусть знаю. Как себя почти.

– Болтать завязывай, – мрачно сказал Петелин Владимир. – Пошли каждый сантиметр ЗиЛа смотреть. От колёс до трамблёра. Все слабые места мне покажи. Коробку перебрали? Раздатку? Рессоры, кардан? Всё поменяли?

– Да она, бляха, как новая.– Улыбнулся Гена Токарев. – Но, мля, старая. На поле пятилетняя машина не девушка, а бабушка.

– Бери ключи от моей, – Петелин протянул связку с основным и двумя запасными. – На ней рессоры поменяли и всё. Остальное как новое. Свои давай ключи.

Они ползали вокруг машины, снизу, с земли осмотрели тоже и долго торчали под поднятым капотом. Мотор, патрубки проверяли, тросики. И, естественно, не заметили, как вокруг машины собрались все из гаража. Даже слесари, не говоря уж о шоферах. Стояли молча и скорбно. Как на похоронах.

– Слышь, Вова! – позвал Петелина Соснихин, завгар. – Ты, если там чего в поле не так будет – лови рацию. Прямая связь со мной. Тут же к тебе вот эта ласточка улетит.

Он ткнул пальцем в «ГаЗон» с будкой и словом «техпомощь» на бортах и над кабиной. Петелин поймал рацию, сунул её в карман и запрыгнул в кабину.

– Ехай завтра, – крикнул ему комбайнер Донченко. И я там буду. Какая клетка? Двадцать третья, слышал я от парней.

– Уборка послезавтра начинается, – сказал Владимир Иванович, прокачивая педаль тормоза. – Послезавтра и я начну. В паре с Прибыловым Комбайн Комбайнычем.