Стараясь не задеть следы, Божена направилась за угол. Под ногами хрустел наст, в груди хрипело отвыкшее от спешки дыхание. За поворотом снова стало светло – окна восточной стороны дома принадлежали гостиной. На исчерченном следами снегу расплылось два больших желтых пятна – будто из-под земли тоже смотрели зажженые окна. Старуха замерла и беспомощно повалилась на стену, глядя на рассыпанные по снегу конфеты. Рваный блестящий пакет валялся неподалеку. По грудной клетке будто разлился кипяток, а воротник пальто вдруг безжалостно сдавил шею. С трудом развернув свое большое уставшее тело, Божена уцепилась руками за подоконник и попыталась заглянуть в комнату, но елка у самого окна, закрывала обзор и слепила огнями. Не отнимая одной руки от подоконника, старуха подняла кулак и приготовилась постучать. Но вместо этого вдруг осела на подогнутых коленях и отвернувшись от окна, уставилась в сторону, туда, где в тени, между льющимися потоками теплого света стояла женщина. Её маленькое лицо пряталась в складках черного капюшона, отчего невозможно было понять, куда она смотрит. На какую-то долю секунды Божене показалось, что и лица то нет – а только гладкий белый камень, закутанный в тряпки. Но тут женщина наклонилась, подобрала с земли несколько конфет и сунула их в карман длинного широкого пальто.
– На могилку, – сказала она.
– Вы кто? И почему здесь ходите? – Божена не боялась, мало ли в праздники какую пьянь занесло. Она попыталась рассмотреть лицо женщины – ближайших соседей сына знала хорошо. Незнакомка подняла к воротнику узкие ладони в черных перчатках и стряхнула капюшон. В этот же момент Бо в непонятном страхе опустила глаза, будто спасаясь от чего-то.
Сердце превратилось в пульсирующий уголек, вокруг которого таяло и обмякало тело. Мокрый снег постепенно переходил в дождь. Его косые жесткие капли утяжеляли шубу. Божена с трудом оттолкнулась от стены. Ей казалось, что если она упадет в ледяную рыхлую кашу, то уже не сможет подняться. Отчаянно захотелось оказаться в нарядной гостиной, где беснуется, доламывая новую игрушку внук, сверкает голыми коленками невестка и виновато улыбается сын.
– Иди по моим следам, – голос женщины изменился. Божена была уверена, что незнакомка не старше невестки, а сейчас истертым до тихого треска шепотом ей ответила вековая старуха. Почему-то это успокоило, будто с ней заговорила давняя приятельница. С трудом рассмотрев нечеткий узкий след, Бо сделала шаг. А затем еще один.
Уголь в груди постепенно гас. Вокруг вновь разгорелись разноцветные искры праздничных гирлянд, но их мелькание больше не вызывало панику. Во всем теле Божена вдруг ощутила давно позабытую легкость. Наверное, так себя чувствует Кристина, порхая по дому в своем блестящем платье. Разум поплыл, как плыл когда-то в молодости, предвкушая вечность, которая с каждым годом становилась все короче и зыбче.
Боясь потерять это ощущение, Божена, не глядя под ноги, поспешила за старухой к калитке. Ей казалось, что стоит усомниться, как тело вновь отяжелеет, вспомнит беспомощность.
С легкостью перешагнув замерзшую лужу, Божена вышла за калитку. Ветер подул в лицо и принес запах свежей земли. Полы черного пальто её спутницы все трепетали беспокойными птицами над землей, и Бо вдруг поняла, что это страшный и в то же время
Старухи вышли на нарядную, безлюдную улицу. Здесь ветер усилился, а дождь хлестал по лицу и размывал обзор, будто наполняя глаза чужими слезами.
– Мне хочется вернуться, – взмолилась Божена.
– Ты вернешься. Не пройдет и года, как вернешься.
Старуха сбросила капюшон, но в этот раз Божена не отвернулась и не опустила глаза. Она смотрела на гладкий белый камень, который говорил с ней, и ощущала, как бессилие одолевает ее весом прожитых лет. Тянет в сырой рыхлый сугроб, и бороться с ним уже нет сил.
Последнее, о чем подумала Бо, было черное блестящее платье невестки. Она хотела, чтобы ее похоронили в нем.
Для подготовки обложки издания использована художественные работы автора.